Людмила Безусенко - Лучшие застольные песни

Я не знаю: мой конец близок ли, далек ли,
Были синие глаза, да теперь поблекли.

Где ты, радость? Темь и жуть, грустно и обидно.
В поле, что ли? В кабаке? Ничего не видно.

Руки вытяну — и вот слушаю на ощупь:
Едем… кони… сани… снег… проезжаем рощу.

«Эй, ямщик, неси вовсю! Чай, рожден не слабым!
Душу вытрясти не жаль по таким ухабам».

А ямщик в ответ одно: «По такой метели
Очень страшно, что в пути лошади вспотели».

«Ты, ямщик, я вижу, трус. Это не с руки нам!»
Взял я кнут и ну стегать по лошажьим спинам.

Бью, а кони, как метель, снег разносят в хлопья.
Вдруг толчок… и из саней прямо на сугроб я.

Встал и вижу: что за черт — вместо бойкой тройки…
Забинтованный лежу на больничной койке.

И заместо лошадей по дороге тряской
Бью я жесткую кровать мокрою повязкой.

На лице часов в усы закрутились стрелки,
Наклонились надо мной сонные сиделки,

Наклонились и хрипят: «Эх ты, златоглавый,
Отравил ты сам себя горькою отравой.

Мы не знаем, твой конец близок ли, далек ли,
Синие твои глаза в кабаках промокли».

Я обманывать себя не стану,
Залегла забота в сердце мглистом.
Отчего прослыл я шарлатаном,
Отчего прослыл я скандалистом?

Не злодей я, я не грабил лесом,
Не стрелял несчастных по темницам.
Я всего лишь — уличный повеса,
Улыбающийся встречным лицам.

Я ношу цилиндр не для женщин.
С глупой страстью в сердце жить не в силе.
В нем удобней, грусть свою уменьшив,
Золота, овса давать кобыле.

Средь людей я дружбы не имею,
Я другому покорился царству.
Каждому здесь кобелю на шею
Я готов отдать мой лучший галстук.

Я московский озорной гуляка
По всему Тверскому околотку.
В переулках каждая собака
Знает мою легкую походку.

Каждая задрипанная лошадь
Головой кивает мне навстречу.
Для друзей приятель я хороший.
Каждый стих мой душу зверя лечит.

Я московский озорной гуляка.
По всему Тверскому околотку.
В переулке каждая собака
Знает мою легкую походку.

Клен ты мой опавший, клен заледенелый,
Что стоишь нагнувшись под метелью белой?

Или что увидел? Или что услышал?
Словно за деревню погулять ты вышел.

И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу,
Утонул в сугробе, приморозил ногу.

Ах, и сам я нынче что-то стал нестойкий,
Не дойду до дома с дружеской попойки.

Там вон встретил вербу, там сосну приметил,
Распевал им песни под метель о лете.

Сам себе казался я таким же кленом,
Только не опавшим, а вовсю зеленым.

И, утратив скромность, одуревши в доску,
Как жену чужую, обнимал березку.

Над окошком месяц. Под окошком ветер,
Облетевший тополь серебрист и светел.

Дальний плач тальянки, голос одинокий —
И такой родимый, и такой далекий.

Плачет и смеется песня лиховая.
Где ты, моя липа? Липа вековая?

Я и сам когда-то в праздник спозаранку
Выходил к любимой, развернув тальянку.

А теперь я милой ничего не значу.
Под чужую песню и смеюсь и плачу.

В мою скучную жизнь
Вы вплелись так туманно,
Неожиданно радостна ваша тайная власть.
Ураганом весенним, но совсем нежеланным
Налетела, как вихрь, эта тайная страсть.

Вам девятнадцать лет,
У вас своя дорога,
Вы можете смеяться и шутить.
А мне возврата нет, я пережил так много,
И больно, больно так в последний раз любить.

Дни в томительной пляске,
И часы — как минуты,
А минуты — тончайшая серебристая пыль…
Позабудутся ласки, вы солжете кому-то,
Что любовь наша призрак и далекая быль.

Вам девятнадцать лет…

Рвите лучше жестоко,
Не хочу сожалений,
Не дарите из милости мне весну ваших лет.
Уходите скорее, оставайтесь виденьем
И мучительно просто скажите мне «нет»…

Вам девятнадцать лет…

Костер давно погас, а ты все слушаешь.
Густое облако скрыло луну.
Я расскажу тебе, как жил с цыганами
И как ушел от них и почему.

В цыганский табор я попал мальчишкою.
В цыганку гордую влюбился я.
Но я не знал тогда про жизнь цыганскую,
Любви цыганской я не знал тогда.

Однажды вечером взгрустнулось что-то мне,
И я отправился к реке гулять.
Гляжу: цыганка там с другим целуется.
И злобный взгляд ее ожег меня.

Цыганка гордая вперед подалася
И тихо молвила в ночную мглу:
«Я птица вольная, люблю цыгана я
И за любовь свою скорей умру».

Как это водится, цыгане табором
Кочуют издавна средь рек и гор.
А та цыганка мне всю жизнь испортила
И отняла навек покой и сон.

В том саду, где мы с вами встретились,
Ваш любимый куст хризантем расцвел,
И в моей груди расцвело тогда
Чувство яркое нежной любви…

Припев :
Отцвели уж давно
Хризантемы в саду,
Но любовь все живет
В моем сердце больном…

Опустел наш сад, вас давно уж нет.
Я брожу один, весь измученный,
И невольные слезы катятся
Пред увядшим кустом хризантем…

Припев .

Мой костер в тумане светит;
Искры гаснут на лету…
Ночью нас никто не встретит;
Мы простимся на мосту.

Ночь пройдет — и спозаранок
В степь далеко, милый мой,
Я уйду с толпой цыганок
За кибиткой кочевой.

На прощанье шаль с каймою
Ты на мне узлом стяни:
Как концы ее, с тобою
Мы сходились в эти дни.

Кто-то мне судьбу предскажет?
Кто-то завтра, сокол мой,
На груди моей развяжет
Узел, стянутый тобой?