Лора Вайс - Сборник сказок (СИ)

- Как мы стражу-то обойдем? – забеспокоилась Яра.

- Не волнуйтесь, царевна, - зашептал раб. – Управимся.

Взял Батулай дубину покрупнее и вышел из рощи, а уже через пару минут раздались два глухих удара и пара «ухов», после чего что-то оземь шмякнулось.

- Выходите, царевна, - раздался голос с улицы.

Выглянула Яра и ахнула, на земле лежали стражники, живые к счастью, только без сознания. Вскоре послышался скрип, отворились ворота могучие и выскочили из них две лошади со всадниками. Бежала царевна с рабом.

И все бы ничего, только вдруг съежилась царевна. Ощутила Яра сильную боль в руке, как раз там, куда Фирдоуси надел давеча браслет. Задрала она рукав и как завизжит, браслет-то впился в кожу нежную, сжал косточки так, что те аж захрустели, а каменья на нем переливались, вспыхивали пламенем бесовским. В ту же секунду тучи начали собираться над головами беглецов, раскаты грома послышались, ветер засвистел. Никак буря надвигалась. Тогда схватил Батулай под уздцы лошадь царевны, и направились они в лес. Через какое-то время Яра уже стонала, браслет все сильнее руку сковывал, еще чуть-чуть и оторвет вовсе. Нашли они место тихое, что словно частоколом обросло молодыми деревцами, и спрятались. Раб же схватил камень, взял Яру за руку и молвил:

- Потерпи, Ярушка. Разбить надо этот браслет заколдованный.

Размахнулся Батулай да как ударит по рубинам, те и разлетелись в разные стороны, ударил второй раз и замок развалился, упал браслет на траву зеленую, обратившись в змея черного. Но только хотела змеюка в кустах скрыться, как нагнал ее раб и отсек ядовитую голову кинжалом.

Тогда же стихла непогода, разошлись тучи темные, открыв небо ночное. А Батулай сорвал с березки немного коры и подошел к царевне, чтобы вокруг запястья обмотать, дабы ссадины залечить.

- Берестяной браслетик, - пролепетала царевна заворожено.

- О чем вы?

Но Яра ничего не ответила, она только подняла руку и потянула за кончик платок на лице Батулая, парень хотел отойти, но царевна так посмотрела, что он остался стоять на месте. Открылось взору девицы лицо раба заморского. Множество шрамов рассеялись по смуглой коже, но глаза его все равно светились чистотою и храбростью. На вид Батулаю было лет двадцать, не больше.

- Не смотрите на меня, царевна, - отвернувшись, произнес он. – Противно будет.

- Нет, не противно, - снова возникла пред ним Яра, хитро улыбаясь. – Ты мне жизнь спас, Батулай. Мне неважно, что с твоим лицом, у тебя сердце большое.

И подалась она к нему, обхватив голову изящными ручками. Через мгновение соприкоснулись двое устами. Зашептали тогда леса, захлопали крыльями птицы ночные, заскрипели дубы вековые.

Явились в это время в покои Фирдоуси духи, серди которых стоял и Курюм, заговорили слова особенные, тут же вскочил царь, схватился за голову и зарычал голосом звериным, глаза его загорелись адским пламенем, клыки повылазили. Хотел колдун сбежать, да не вышло. В плотное кольцо его взяли духи местные, пометался он по комнате, попрыгал по потолкам царским и рухнул на пол. Кувыркалось страшилище, билось в исступлении, а духи все плотнее обступали, а потом как набросились на Фирдоуси. И осталась от колдуна лишь горстка сизого пепла.

А Яра продолжала обнимать раба Батулая. Он же целовал ее тонкую шейку, перебираясь к плечам. Возгорелась в них страсть необузданная, поэтому, не замечая мира вокруг, снимали они друг с друга одежды, оголяя тела невинные. Царевна смотрела на могучую грудь своего спасителя и чувствовала, как внутри беснуется пламя. Батулай потянул ее вниз, и оказались они на траве шелковой под звездами яркими. Руки его касались кожи бархатной, а губы мест заветных. И вот, овладел раб телом красавицы, подарил ей любовь бесконечную. Стоны царевны Яры тихим эхом раздавались в лесной чаще.

Наутро проснулись они вместе, лежали под мерцающим утренним солнышком, слушали песни лесные и держались за руки, только тоска отпечатком легла на лицо Яры.

- Ты жалеешь, – произнес Батулай, смотря на свои руки в шрамах. – Я говорил тебе… прости, если сможешь, Яра. Полюбил глупый раб царевну с первого взгляда.

Тогда прижалась она к нему, взяла руку и прислонила к своей щеке:

- Ты воистину глупый, - шептала Яра. – Я люблю тебя, Батулай. Люблю всем сердцем. Люблю каждый шрам на теле, каждую ссадину. Не потому я грущу.

Батулай обнял ее покрепче и расцеловал в оный раз:

- Отчего же печалишься, птичка моя райская?

- Что делать теперь будем? Батюшка по следу стражу пустит, а хозяин твой и того хуже, порешить захочет.

- Уйдем. Далеко уйдем, хоть за тридевять земель. Выживем, я много чего умею.

Полегче на душе стало у Ярушки. Поднялись они, и собрались было в путь дорогу, но вдруг что-то мелькнуло меж деревьев. Царевна вздрогнула, правда, сразу же успокоилась, из-за ели показалась белая борода Курюм Курюмыча. Выглянул тот, поманил красавицу. Яра забежала за дерево и бросилась к старичку:

- Спасибо, дедушка, спасибо… - лепетала она.

- Ну, будет тебе, Ярушка.

- Исполнила я завет твой.

- Знаю, девица, - усмехнулся старик, - даже больше, чем надо было. Тебе чего велели-то? Поцеловать, а ты?

Закраснелась тогда царевна, засмущалась.

- Ладно, ладно, голубушка. Любит он тебя, а ты его – это главное.

- Эх, Курюм Курюмыч, - вздохнула она, - куда бы нам теперь податься?

- Знаю я одно местечко заветное. Давно хотел туда отправиться, старость свою провести. Там тихо, леса вокруг, реки, горы. Поутру роса звенит на стеблях аки бубенцы серебряные, грибы-ягоды, куда ни глянь, звери бродят ласковые. И вас могу с собой взять, давно хотел семью, хоть внуков понянчу.

Так и поступили. Отправились влюбленные за духом природным, ушли далеко. И живут душа в душу, бед не знают. Любят друг друга, детишек растят. Отныне нет царевны и раба, отныне есть только Яра и Батулай.

Как кикимора Мавра счастья искала

Жила в глубоком болоте кикимора Мавра, тоскливо ей было. Многие подружки в деревне обосновались в теплых избах на чердаках али в подполах; хулиганили, беспорядки творили, в общем, разгульный образ жизни вели, а Мавра все квасилась в зеленой жиже да с жабами разговаривала, только те не отвечали ей. И возраст уже подпирал, пора бы мужа найти, все ж Мавре в этом году двадцать пять стукнуло.

Еще с неделю погоревала кикимора и решила покинуть родное болото, захотела к людям. А вдруг, впустит кто? Мавра хорошая была, в отличие от других, беды не творила, добротой характера отличалась, поэтому мечталось ей поселиться в какой-нибудь тепленькой избе с детьми малыми, чтобы играть с ними по вечерам, а ночью шали вязать или пряжу прясть у окошка. Глядишь и какого домового бы встретила, полюбили бы друг друга.