Ольга Озаровская - Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской

Ишша за рекой, рекой было чётыре двора,
А четыре двора да из ворот и в ворота.
Ишша жил такой кресьянин:
Он и солоду не ростил, завсегда пиво в а рил;
Он ведь денёг не кует, да деньги в займи дает.
Ишша шли таки Усишша да атаманишша:
Стуки-стуки, стуки-стуки, стуки-стуки на крыльцë:
Бряки-бряки, бряки-бряки, бряки-бряки за кольцë:
«Ты ставай-ко, хозяин, отпирай ворот а ;
Ты ставай-ко, хозяйка, добывай огня».
Как хозяин-от встават да ворота им отпират,
Как хозяйка-та встават да огонь им достават.
«Ишша што бы нам, хозяин, как попить бы, нам по и сь,
А попить бы нам, поись да нам позавтракати?»
А хозяин-от идет да ишше куль толокна несёт,
А хозяйка-та идет да им ушат молока несет
Они п о кусу хватили, — призаправилисе;
По другому-ту хватили, — Богу кланялисе.
«Да спасибо те, хозяин, на овсяном толокни;
Да спасибо-те, хозяюшка, на кислом молоки.
Ишша ты бы нас, хозяин, напоил бы, накормил,
Напоил бы, накормил да животом нас наделил».
Да хозяин-от божитьсе: «правда, денёк нет;»
Да хозяйка-та ратитце: «нам негде взеть».
«Ты поди, Самсон, да колупай заслон;
Вы кладите-ко хозяину пыл у под дыру:
Ишша скажо хозяин особину [62]свою» —
Да хозяин-от идё да свою собину несет,
Да хозяйка-та бежит да достальн и деньги ташш ы т.
Они делили, розделили по пет и десятъ рублёв,
Да большому-ту Усишшу девяносто рублёв.
«Да спасибо те, хозяин: напоил нас, накормил,
Напоил нас, накормил да животом нас наделил.
Мы и дворы твои знаем, опять зайдем».

Во тау-ль и во городи
Во тау-ли в хорошом е
Поизволил наш царь государь,
Да царь Иван Васильевичь,
А поизволил жонитисе
Да не у нас, не у нас на Руси,
Да не у нас в каменной Москвы,
Да у царя в Бальшой орды
Кастрюка, сына Демрюковичя
Да у его на родной сестры
Да на Марьи Демрюковны.
Собиралса наш царь государь.
Да собиралса с чесн ы м поездом;
Да во ту-ли поход учинил,
Да во ту-ли с каменной Москвы.
Ишше здраво стал государь
Да через реки быстрые,
Да через морë синеё,
Да через полë чистоë
К Кострюку в Бальшу орду,
К Кострюку сыну Демрюковичю.
Говорил его дядюшка
Да Микита Родомановичь:
«Уж ты ой еси, Кастрюк-Демрюк!
Ишша мы к табе пришли
Да не с боём, не с дракою;
Да мы пришли к тобе посвататьсе
Да у тобя на родной сестры
Да на Марьи Демрюковны».
Они сватались, сосваталисе
По рукам они ударилисе
Да слово н а слово пол о жилисе.
Собирался наш царь государь
За столы-те за дубовые,
Да за ясва сахарные;
Да за напиточки стоялые.
Пировал-жировал государь,
Да царь Иван Васильевичь,
Говорил его дядюшка
Да Микита Родомановичь:
«Уж ты ой еси, Кастрюк-Демрюк!
Об чем слово было молвленоë,
По рукам был о уд а реноë»;
Кастрюк поскакиваë,
Кастрюк поплясываë;
Он тому то не ослышитсе;
Он выводит родну сестру
Да ино Марью Демрюковну
Да за нашого прозвителя царя
Да за Ивана-та Васильевичя,
Да за столы-ти за дубовые,
Да за ясва сахарные,
Да за напитоцьки стоялые.
А пировал-жировал государь;
А оттули поход учинил,
Да оттули из Бальшой орды.
Ишше здраво стал государь
Через поле чистоë,
Через море синее,
А через реки быстрые.
Ишше здраво стал государь
Во свою-ту в каменну Москву
Да он ко церкви соборное
Да ко манастырям церковное
Да они веньцями повеньцялисе
Да перснями поменялисе.
Ишше здраво стал государь
Да во своей то в каменной Москвы
За столы-те за дубовые,
Да за ясва сахарные,
За напитоцьки стоялые.
Да пировал-жировал государь,
Говорил его шурин тут
Кастрюк Демрюков сын:
«Уж ты ой еси, царь государь!
У вас есь-ли в каменной Москвы,
У вас есь-ли таковы борьци
А со мной поборотисе,
А с Кастрюком поводитисе?
Да из дани, да из пошлины,
Из накладу-ту великого?»
А говорил тут царь государь
Да царь Иван Васильевичь;
«А любимой дядюшка!
Да Микита Родомановичь,
Уж ты выйди-ко на улоньку;
Затруби ко в золотую трубу,
Штобы ч ю ли за рекой за Москвой,
Штобы ч ю ли три брателка
Да три братьця родимые;
Первой брат и Мишенька!
Второй брат и Гришенька!
Втретьей брат и Васенька!»
Как выходит тут дядюшка,
Да Микита Родомановичь
Затрубил он в золотую трубу.
Да учили за рекой за Москвой,
А учюли три брателка:
А перв о й брат Мишенька,
А второй брат Гришенька
Да третей брат Васенька.
Говорил как тут царь государь
Да царь Иван Васильевичь.
«Любимой шурин мой!
Кастрюк Демрюков сын!
У миня пития на столи,
У миня борьци на двори,
Ковда есь вера боротисе
Те из дани, из пошлины
Да из накладу ту великого».
Кастрюк поскакивае,
Кастрюк поплясывае;
(Вишь коль боек!)
Кастрюк через стол скочил,
Кастрюк пития сплескал.
Говорила как родна сестра,
Да цариця-благоверниця,
Да ино Марья-та Демрюковна:
«Уж ты ой еси, Кастрюк-Демрюк!
Не ходи ты боротисе
Ты из дани, да из пошлины
Да из накладу-то великого».
Кастрюк паскакиваë,
Кастрюк поплясываë,
(Какой-то скакливый был.)
Он тому то не ослышитьсе;
Он выходит на улоньку,
(При публике.)
На крылечюшко красноё.
О перила облегаитьсе.
Говорил как Мишенька:
«Уж ты гой еси, царь государь!
Царь Иван Васильевичь!
Мне-ка не с ким боротисе».
Говорил как Гришенька:
«Уж ты гой еси, царь государь!
Мне-ка не с ким руки патрать» [63]
Да говорил как Васенька:
«Уж ты ой еси, царь государь!
Уж бы рад я боротисе,
С Кастрюком бы поводитисе,
Я из дани, из пошлины,
Из накладу-ту великого, —
Да я топеря со царева кабака,
У мня болит буйна голова,
Шипит ретиво серьцë».
А наливают как чяру вина,
Да не велику, четьвертиною;
А подавают Васеньки,
Да выпиваёт Васенька:
«Да спасибо тибе, царь государь!
Опохм е лил буйну г о лову, —
Не окатил ретив а серьця,
Не звеселил добра молодця».
А наливают вторую чяр у ,
Да не велику, четьвертиною;
А подавают Васеньки,
А выпиваёт Васенька:
«Да спасибо тебе, царь государь
Да царь Иван Васильевичь!
Опохм е лил буйн у голову
Окатил ретив о серьцë, —
Не взвеселил добра молодця».
Наливают третю ю чяр у ,
Да не вел и ку четвертинною;
Подавают Васеньки,
Выпиваёт Васенька:
«Да спасибо тебе, царь-государь,
Царь Иван Васильевичь!
Опохм е лил буйну голову,
Окатил ретиво серьцë,
Взвеселил добра молодця;
Уж я рад нынь боротисе,
Да с Кастрюком и поводитисе,
Я из дани, из пошлины
Из накладу-ту великого!»
Они стали боротисе.
Первый Кастрюк бросил,
Вторый Кастрюк бросил.
Как и Васенька хроменькой
Он на ножку-ту справилса,
За лопотья [64]ти сграбилса,
Он и пр и рвал лапотьё все.
На руках то ей потрехиваёт,
До земли то не допускива е т.
Ишшо думали Кастрюк-Демрюк,
А и Марфа Демрюковна.
Да она проклиналасе
Да она заклиналасе:
«Да не дай, Бог, бывати здесь
У царя в Каменной Москвы
(Ни за што не заманишь ей преником.)
Да не детям, не внучатам,
Да не внучетам, не павнучетам!» [65]