Татьяна Ахметова - Я невинность потерял в борделе

Владимир сухо отвечал,
А после, во весь путь, молчал…

Меж тем двух ёбарей явленье
У Лариных произвело
На баб такое впечатленье,
Что у сестёр пизду свело.

Итак, она звалась Татьяной!
Грудь, ноги, жопка — без изъяна.
И этих ног счастливый плен
Мужской еще не видел член.

Вы думаете: не хотела
Она попробовать конца?
Хотела так, что аж потела
И изменялася с лица!

Но всё же, всё же… благовоспитанной была:
Романы про любовь искала,
Читала их, во сне спускала,
Но целку строго берегла…

Татьяна утром рано встала,
Пизду об лавку почесала
И села у окошка сечь,
Как Бобик Жучку будет влечь.

А Бобик Жучку шпарит раком,
Чего бояться им, собакам?
Лишь ветерок в листве шуршит
И улететь скорей спешит…

И думает с волненьем Таня:
Как это Бобик не устанет
Работать в этих скоростях?..
Так нам приходится в гостях
Или на лестничной площадке
Кого-то тулить без оглядки…

Вот Бобик кончил, с Жучки слез —
И вместе с ней умчался в лес.
Татьяна у окна — одна
Осталась, горьких дум полна.

А что ж Онегин? С похмелюги
Рассолу выпил целый жбан,
(Нет средства лучше, верно, други?)
И курит топтанный долбан,

О долбаны, бычки, окурки,
Порой вы слаще сигарет.
Но мы не ценим вас, придурки,
И ценим — лишь когда вас нет.

Во рту — говно, курить охота,
А денег только пятачок.
И вдруг в углу находит кто-то
Полураздавленный бычок.

И крики радости, по праву,
Из глоток страждущих слышны!
Я честь пою, пою вам славу —
Бычки, окурки, долбаны!

Ещё кувшин рассолу просит.
И вдруг письмо служанка вносит.
Он распечатал, прочитал, —
Конец в штанах мгновенно встал.

Себя недолго Женя мучил
Раздумьем тягостным, и вновь,
Так как покой ему наскучил,
Вином в нем заиграла кровь.

В мечтах Татьяну он представил:
И так, и сяк её поставил,
Решил: сегодня ввечеру
Сию Татьяну отдеру.

День пролетел, как миг единый.
И вот Онегин уж идет,
Как и условленно, в старинный
Парк: да, туда, где Таня ждет.

Минуты две они молчали.
Подумал Женя: «Ну, держись!»
И молвил: «Вы ко мне писали?»
И гаркнул вдруг: «А ну, ложись!..

Орех могучий и суровый
Стыдливо ветви отводил,
Когда Онегин хуй багровый
Из плена брюк освободил.

От ласк Онегина небрежных
Татьяна как в бреду была.
Шуршанье платьев белоснежных.
И после стонов неизбежных
Свою невинность пролила.

Ну, а невинность эта, братцы,
Уж истинно, и смех и грех.
Хотя, поглубже разобраться —
Надо разгрызть, чтоб съесть орех.

Но, право, други, как хотите,
Грыз уж, поверьте, сколько мог
Теперь увольте и простите —
Я больше целок не ломок!

На этом месте вопрошаю
Я, живший век, ебёна мать:
Ведь должен кто-то их ломать?
Я никого не осуждаю!..

Но оправданья не ищите,
Коль вы внимательно следите
За всем развитием главы,
Поймете всё и сами вы.

Но — полно: спор пока ведётся,
Евгений Таню отдолбал.
И вместе нам теперь придется
За ними поспешить на бал…

О бал! Уже давно в разгаре:
В гостиной жмутся пара к паре,
И член мужчин всех напряжен
На баб всех, кроме личных жён!

Да и примерные супруги,
Вертясь с партнёром в бальном круге,
В отместку брачному кольцу,
К чужому тянутся концу.

В соседней комнате, смотри-ка:
Над скатертью зеленой — сика [6] Карточная игра ,
А за портьерою, в углу,
Ебут кого-то на полу.

Лакеи быстрые снуют:
В бильярдной так уже блюют!
Здесь хлопают бутылок пробки…
Татьяна же, после поёбки,
Наверх тихонько пробралась,
Прикрыла дверь и улеглась…

Спешит в сортир Евгений сходу:
Имел он за собою моду
Усталость ебли душем снять,
(Что нам не дурно б перенять!)

Затем к столу Евгений мчится.
И надобно ж, друзья, случиться:
Владимир с Ольгой за столом,
И хуй, естественно, колом.

Он к ним спешит походкой чинной,
Целует руку ей легко.
«Здорово, Вова, друг старинный!
Дэлобьен при — бокал «Клико»!

Затем поргвейн, гнилушки чары,
Короче, к вечеру качало
Друзей, как листья на ветру,
Как после ебли поутру.

А за бутылкою «особой»
Онегин, плюнув вверх икрой,
Назвал Владимира «разъебой»,
А Ольгу — «ссаною дырой»!

Владимир, побледнев немного,
Чего-то стал орать в пылу.
Но, бровь свою насупив строго,
Спросил Евгений: «По еблу?»

Хозяину, что вдруг нагрянул,
Сказал: «А ты пойди поссы!»
Потом на Ольгу пьяно глянул
И снять с неё решил трусы.

Сбежались гости. Наш кутила,
Чтобы толпа не подходила,
Достал карманный пистолет —
Толпы пропал мгновенно след!

А он, красив, могуч и смел,
Её меж рюмок поимел.

Затем зеркал побил немножко,
Прожег сигарою диван,
Из дома вышел, крикнул: «Прошка!»
И уж сквозь храп: «Домой, болван!»

Ночь. Снежный вихрь во тьме кружится,
В усадьбе светится окно —
Владимир Ленский не ложится:
Он занят думою одной.
И под свистящий ураган
Дуэльный чистит свой наган.

«Онегин — сука, блядь, говно,
Козёл, разъёба, хуй, зараза!»
Дуэль! До смерти: решено —
Взойдёт лишь солнце — драться сразу!..

В веселых красках солнце встало.
Во рту с похмелья стыд и срам.
Онегин встал, раскрыл ебало
И выпил водки двести грамм.

Звонят. Слуга к нему вбегает,
Надеть рубашку предлагает,
На шею Жене — черный бант.
Дверь настежь — входит секундант!

Не стану приводить слова…
Не дав пизды ему едва,
Кричит Онегин, что придёт:
У мельницы пусть, сука, ждет!..

Поляна белым снегом крыта.
Да, здесь всё будет шито-крыто!
Забиты колья по краям,
Теперь враги, вчера — друзья.

И так спокойно, без волнений,
«Мой секундант, — сказал Евгений,
Вот он, мой друг, месье Шертрёз».
Становятся меж двух берёз.

Мириться? На хуй эти штучки!
«Наганы взять прошу я в ручки» —
Промолвил секундант — и вслед
Евгений поднял пистолет.

Он на врага глядит сквозь мушку,
Владимир тоже поднял пушку
И не куда-нибудь, а в глаз
Наводит дуло, пидарас.