Рэйчел Кейн - Принц Теней

– Ну? – спросил я нетерпеливо.

Жуя сочную мякоть, парень кивнул.

– Я нашел ведьму, – сказал он. – Она согласна встретиться с вами, но она очень осторожна. И напугана.

Мне показалось, что мой верный слуга чего-то недоговаривает, но я сделал вид, что не заметил этого: он никогда не подверг бы меня заведомой опасности, а значит, то, что он утаил, было незначительным и не стоило особого внимания.

– Где?

– Около реки, – ответил он. – Через два часа, не раньше.

Я кивнул, быстро прикидывая: я обещал своим шпионам вознаграждение, а ведьме ведь тоже надо было заплатить – чтобы она разговорилась.

– Я охочусь на своего кузена. Оставайся здесь и, если кто-нибудь его найдет, пошли одного из наших людей, чтобы проверить сведения, прежде чем отдавать флорин, – сказал я.

Мой взгляд уже был прикован к толстому старому горожанину в мягком камзоле, который шествовал по улице в сопровождении жены и ребенка. Его кошелек был набит так же плотно, как и его брюхо, и носил он его с тем же высокомерием, что и гульфик – предмет, вышедший из моды, но все еще находящийся в почете у людей его поколения.

Я встал, чтобы последовать за ним.

– Хозяин, вы… О… – Бальтазар тоже заметил его – а мой слуга знал меня слишком хорошо.

– А я пойду порыбачу, – сказал я и пошел за своей жирной, откормленной форелью.

Выкрасть кошелек у толстяка было делом нелегким, но то чувство удовлетворения, которое меня охватило, когда пересчитывал в укромном месте флорины, выпавшие из него, того стоило. Теперь у меня было достаточно денег на поиски Ромео, который, судя по сведениям, сообщенным первыми из моих разведчиков, поставил себе задачу сбить меня со следа.

Нищие прибегали один за другим, и каждый из них претендовал на флорин, но люди, посланные проверить их слова, всякий раз выясняли, что это был другой молодой человек, не Ромео, а если оказывалось, что это все-таки Ромео, то выяснялось, что он уже ускользнул. Один из нищих видел его рядом с собором, другой – около реки. А третий клялся и божился, что он пьет и плачет в одном из винных погребков города.

Когда уже четвертый нищий пришел ко мне с ложной информацией и протянул руку за флорином, я разгадал маневр Ромео. Он был хитер и умен, и в других обстоятельствах я бы даже порадовался за своего кузена и восхитился его сообразительностью, но не сегодня.

Когда этот нищий бормотал свою версию того, где находится мой кузен, он не только избегал моего взгляда, что было понятно и ожидаемо, но и теребил без конца свой грязный кошель, привязанный к веревке, которая заменяла ему пояс. Я слушал его рассказ рассеянно, сосредоточив внимание на его пальцах. Они двигались безостановочно, они дергались, они суетились…

И я все понял.

Выхватив кинжал, от чего Бальтазар изумленно охнул и отшатнулся, я взмахнул им быстро и точно. Не ради крови – ради денег. Я разрезал пополам его кошель, и из него тут же выпал и покатился по мостовой золотой флорин.

– Ты давал ему деньги, Бальтазар? – спросил я, пока ошарашенный нищий пытался поймать монету.

– Да нет, синьор, зачем же? Мы же не знаем, правду ли он говорит.

– Значит, ему дал их кто-то другой.

Когда нищий наконец ухватил монету своими трясущимися пальцами, я схватил его за грязные косматые волосы и пригнул его голову почти до земли:

– Мой кузен заплатил тебе, не так ли? Он знал, что я делаю. Он дал тебе золотой и велел обмануть меня, так?

– Пожалуйста, синьор, пожалуйста, я всего лишь бедный человек, я никого не хотел обидеть… я только сделал так, как мне велели. – Он скрючился, цепко сжимая грязными худыми пальцами монету, и хотя мне хотелось пнуть его, я только отшвырнул его от себя и брезгливо вытер руки платком, надеясь, что его вши не успели перескочить на меня.

– Поскольку вас подкупили – наш договор отменяется, – сказал я. – Иди и скажи всем, что они ничего не получат от нас. Забери свое золото и распоряжайся им как хочешь, но больше никогда не жди ничего от дома Монтекки, негодяй. – Я хотел было дать ему пинка, но он увернулся, видимо привычный к подобным упражнениям, и растворился в толпе, сжимая в кулаке свое сокровище.

Во рту у меня был привкус пыли и железа, я чувствовал, как напряглись мои мышцы. Бальтазар, подойдя ко мне, тихо спросил:

– Хозяин? Что будем делать?

– Продолжать поиски, – ответил я. – Если узнаешь что-нибудь – найдешь меня в башне Ламберти.

– Синьор…

Я покачал головой и пошел прочь.

Я едва видел, куда иду, хотя непроизвольно обходил грязь и нечистоты, попадавшиеся на пути. Бальтазар, должно быть, послал кого-то из наемников вслед за мной: он вряд ли позволил бы мне гулять в одиночестве, – но я не оглядывался и даже не думал об этом, идя по петляющим узким улицам. Красный кирпич, туф и серый камень в ярких лучах солнца выглядели так, словно я шел через огонь, и моим единственным желанием было уйти как можно скорее из этого каменного мешка. Найти местечко повыше и смотреть сверху на маленький и жалкий мир. Скоро, очень скоро этот мир поглотит тьма – я знал это. И чувствовал, как эта тьма сгущается вокруг меня, я ощущал ее кожей, словно прикосновения острого кинжала.

Башня Ламберти была самым высоким сооружением в Вероне, она находилась в центре Пьяцца-дель-Эрбе, и я тщательно ее изучил. Узкие винтовые лесенки были мне хорошо знакомы. Мне повезло, что в это время большие колокола молчали, – иначе мне пришлось бы ждать или рисковать жизнью, проходя мимо них. Сейчас здесь было тихо и спокойно, и я побежал по крутым ступенькам так быстро, как будто стремился оставить все беды у себя за спиной. В тесной башне странно пахло – свежей известью и древней пылью. Ее недавно надстроили, сделали выше. Хотели сделать еще выше, но герцог воспротивился этому – он был очень религиозен и боялся аналогий с Вавилонской башней: ему совсем не хотелось рисковать и вызывать гнев Божий.

Не знаю, как насчет религии, а я бы хотел, чтобы башня была раза в два выше. В таком виде, как сейчас, она была все-таки слишком близко к улицам и кишащей людьми площади. Слишком близко к моим собственным бедам.

Я прислонился к кирпичной стене и подставил прохладному ветру разгоряченное лицо и влажные от пота волосы. Я чувствовал странную смесь горького разочарования и внезапного восхищения. Мой кузен оказался неплохим учеником – он многому научился у меня в искусстве ускользать и быть незаметным. Я мог бы гордиться – если бы не одно «но».

Причина, по которой он все это делал.

Девушка.

Девица Капулетти. Джульетта .

Я знал своего кузена. Я мог бы поверить в то, что страсть овладела им до такой степени, что он готов принести в жертву этой страсти свою собственную жизнь. Но чтобы речь шла о жизни той, кого он, как предполагалось, так страстно любил?! Ромео никогда не подверг бы ее такой опасности, если бы любил по-настоящему. Не говоря о том, что я никогда не ожидал от него, что с такой легкостью и так откровенно он наплюет на честь семьи.