Рэйчел Кейн - Принц Теней

Я с силой встряхнул его:

– Ромео! Быстро беги отсюда! Тибальт убит – и герцог прикажет казнить тебя, если тебя схватят! Ты меня слышишь, Ромео? Беги!

Все его возбуждение вдруг улетучилось, он задрожал от моих слов – и от чего-то еще, от какой-то мысли, которая пугала его гораздо больше, чем мои слова. Он выглядел так, словно сам испугался того, что сделал.

– О, я несчастный дурень! – прошептал он и вцепился в меня, чтобы не упасть. – Бенволио…

Капулетти повернулись к нам, издавая крики ярости.

– Что ты стоишь?! – заорал я на него и толкнул его. – Беги! Беги же!

Он побежал, все еще держа в руке окровавленный меч. Мой меч тоже был в крови, хотя это и не была кровь Тибальта, но я быстро вытер его и вложил в ножны, потому что позади нас на рыночной площади уже раздавались тревожные крики и шум. Наконец появились стражники, а с ними торопливо шел герцог Эскала, правитель Вероны, а также получившие недобрые вести мои дядя с тетей и синьор Капулетти. Отца Меркуцио в этой компании не было, и я возблагодарил Господа за это: боюсь, я мог бы добавить его в список моих жертв сегодня – просто для ровного счета, раз уж мне нечего было терять.

Мой дядя смотрел на меня с замешательством и страхом, и я вдруг сообразил: вот я стою в самом центре этой кровавой сцены, весь испачканный в красной крови, а Тибальт испускает свой последний вздох на руках своих родственников…

– Кто зачинщик этой безобразной драки?! – вскричал герцог Эскала, выходя вперед и оставляя позади стражников. Он выглядел сейчас правителем до кончиков ногтей: он был весь словно сделан из стали, в глазах его появился стальной блеск, и даже волосы отливали сталью в свете солнечных лучей.

Обведя взглядом всю мизансцену, он остановил его на мне.

Я низко поклонился и нашел слова для объяснения, стараясь как можно ближе придерживаться правды – ведь слишком много было свидетелей того, что сделал Ромео, чтобы пытаться его покрывать. Синьора Капулетти издала душераздирающий вопль и, отбросив руку мужа, кинулась на колени перед распростертым умирающим телом Тибальта.

– Тибальт, мой племянник, сын моего брата… о, ваша светлость, кузен мой, супруг мой, – посмотрите, кровь из него так и хлещет! Ваша светлость, если вы верны своему слову, наша кровь была пролита Монтекки – и Мотекки должны ответить за это кровью! – она прижала обмякшего Тибальта к себе, и хотя я понимал, что на самом деле это скорее политика, чем искреннее чувство, по толпе пробежало сочувствующее бормотание.

Герцог заметил это, но он не был любителем театральных сцен.

– Бенволио, кто начал эту кровавую драку?

– Тибальт, – ответил я без обиняков и рассказал ему все как было, закончив так: – Ромео встал между ними, опустив оба их клинка, но Тибальт ударил из-под его руки и убил Меркуцио. А затем сбежал.

– Сбежал? – Герцог выразительно взглянул на мертвого Тибальта, лежащего на руках у синьоры Капулетти. – Вот же он лежит.

Я склонил голову:

– Он вернулся, чтобы снова задевать Ромео, который был в большом горе. Ромео горел жаждой мести – и кто его в этом обвинит? Они сцепились – и вот Тибальт убит.

– А Ромео?

– Он сбежал, ваша светлость. Это правда, клянусь своей жизнью.

Синьора Капулетти послала мне испепеляющий взгляд и заговорила:

– Это же родственник Монтекки! Родственная привязанность заставляет его врать – и он врет! Для того чтобы убить моего Тибальта – нужно было по меньшей мере двадцать таких Ромео! Я умоляю вас о наказании, ваша светлость, вы должны соблюсти закон! Даже кузен Ромео подтверждает, что именно Ромео убил Тибальта. Ромео должен умереть!

– Ромео заколол его, – согласился герцог. – А Тибальт заколол Меркуцио. И кто заплатит за кровь моего дорогого родственника?

Мой дядя сделал шаг вперед:

– Только не Ромео, ваша светлость, они с Меркуцио были друзьями. Его вина очевидна, но он не мог поступить иначе: ведь Тибальт убил его друга.

– А кто поручится, что Бенволио Монтекки сам не убил моего племянника? – воскликнула синьора Капулетти. – Посмотрите, он же весь в крови, красной крови, которая взывает о мести!

– Это кровь Меркуцио, – произнес я. – Мой друг лежит сейчас недалеко отсюда, в бедной лачуге – если вдруг вы захотите полить его своими слезами. И его кровь действительно взывала о мести, и вы держите эту месть сейчас в руках.

Она зарычала от ярости и, уронив тело Тибальта на мостовую, поднялась во весь рост.

– Никто не убьет этого Монтекки?! – возопила она и обвела взглядом василиска своих наемников, которые пугливо отводили глаза. – За смерть Тибальта надо отомстить!

Никто не пошевелился. Присутствие городской стражи и взгляд герцога, холодный и пристальный, словно пригвоздили всех к месту.

Когда наступила полная тишина, герцог сказал:

– Справедливо, что Капулетти имеют право мести, и поэтому Ромео…

Моя тетя крепко сжала руку мужа.

– …Ромео, – безжалостно продолжал принц, – должен немедленно быть выслан из Вероны и никогда в нее не возвращаться. Я тоже пострадал и тоже нахожусь в горе, ибо моя кровь тоже была пролита из-за ваших ссор. Но накажу вас не смертью, а только очень и очень большим штрафом, который заставит вас раскаиваться в смерти Меркуцио. Так что, синьора Монтекки, я глух к вашим мольбам и требованиям, никакие слезы и мольбы не искупят вины вашего сына, поэтому избавьте меня от них. Пусть Ромео исчезнет немедленно, иначе час, когда его найдут, будет последним для него. Идите же, заберите тело Тибальта и предайте его земле.

Я подумал, что Капулетти должны быть довольны: они потеряли своего неистового Тибальта – и им казалось справедливым то, что у Монтекки тоже не будет Ромео, пусть не физически, а фактически. Ведь отныне Ромео больше не был наследником, с которым были связаны все надежды семьи. Он стал изгнанником, вычеркнутым из жизни и покрывшим себя позором. Весь ужас происшедшего постепенно начал доходить до меня. Мой кузен, каким бы безответственным он ни был, был надеждой Монтекки, а теперь, несмотря на то что в этом кровавом бою он не был даже ранен, он потерял все. Изгой, вынужденный покинуть семью, родной город, все и всех, кого он знал и любил.

И свою главную, безумную любовь.

Единственное, что хоть как-то меня во всем этом утешало, что давало хоть слабый проблеск надежды в этой кромешной тьме ужаса – это то, что по крайней мере таким образом Ромео не будет упорствовать в своей сумасшедшей мечте жениться на Джульетте. За его жизнь нельзя будет дать и ломаного гроша, если он задержится в Вероне еще хоть на час, а брат Лоренцо уверял, что хотя брачные клятвы и были произнесены, брачной ночи у них еще не было. Даже в глазах Бога это еще не было браком.