Мэри Рено - Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря (сборник)

Я подумывал о том, чтобы самому отправиться на Крит за невестой. Но в Элевсине разразилась кровавая распря, которую никто не мог уладить, кроме меня. Поэтому я отправил посольство, снабдив его огромной золотой чашей для подарка родным. Самой же девушке я предназначал дары поизящнее; в детстве она была хрупким ребенком с тонкими шелковистыми волосами, и дворцовый златокузнец сделал для нее диадему и сережки из лазуритового гиацинта. Но мысленным взором я по-прежнему видел ее в детской с обезьянками, нарисованными на стене. Поэтому я послал Федре такую зверушку в коротком алом костюмчике, не зная, вспомнит ли она причину.

Корабль вернулся с согласием родственников и почетными дарами. Один представлял собой нарисованное на слоновой кости женское обличье, однако это могла быть просто картинка, изображающая девушку или богиню; даже волосы ее оказались черными, а я помнил светло-каштановые.

Я уже отпустил своего посланника – седовласого знатного мужа с благородными манерами, однако он остался и мне пришлось обратить на него взгляд. Когда я отослал остальных, он сказал:

– Господин, у меня есть для тебя нечто важное, – и извлек вышитый мешочек. – Его прислала тебе сама царевна через свою старую няню. Об этом подарке не должен был знать никто, кроме тебя; царевна боялась, что тетя будет ругать ее, но сказала, что ты все поймешь.

Внутри оказалась косичка из переплетенных волос. Пряди были двух цветов. Я пристально поглядел, и наконец до меня начало доходить. Я вспомнил, что в тот день на Крите, после игры, она попросила у меня прядь волос и сказала, как говорят ничего не смыслящие дети, что мы поженимся.

Старик проговорил:

– Ее держали почти в одиночестве; это сама невинность. Ах, но птичка уже стучит изнутри в скорлупу яйца, и это будет очаровательная птичка.

Я с удовольствием – и радостью – рассказал ему всю историю. Теперь мысль об этой юной деве начала захватывать меня, и я попытался в уме преобразить девушку в женщину. Рядом с представившейся мне картиной дворцовые девицы казались грубыми и пресными, и ночи теперь я чаще проводил в одиночестве. В стране моей было спокойно, и желание вновь увлекало меня на Крит.

Я не стал предупреждать о своем прибытии заранее, а намеревался послать весть из какой-нибудь гавани. Как мальчишка, я не стал говорить, куда хочу плыть, даже своему кормчему. Потом я велел, чтобы корабль заново покрасили, сделали новый навес, а кузнец изготовил на нос причудливую голову грифона. Я начал замечать на лицах улыбки, но не стал обращать на них внимания. Новость о нашей помолвке быстро распространялась, и я понял, что она устроила всех. Даже знатные вельможи, надеявшиеся выдать за меня собственных дочерей, были довольны уже тем, что я не предпочел кого-нибудь из соперников. Все страшились брачного союза с Микенами, как боялись бы Миноса в дни величия его власти. Теперь же, когда Крит пал, каждый понимал, что брак этот удержит в зависимости великую страну. Мужи похваливали мою мудрость; жены же, услыхав о мешочке с косичкой, считали историю милой и достойной песни сказителя.

Я находился в гавани, наблюдая за тем, как устанавливали новую голову на нос корабля, когда крики, поднявшиеся на наблюдательной башне, известили нас о приближении с моря пиратского флота.

Поднялся общий вопль, люди погнали скот вглубь суши и потащили тюки. Морские разбойники становились все наглее; их быстрые набеги были часты на всех берегах вплоть до Истма. Вскоре мы увидели длинные корабли, идущие под парусом и веслом. Но передний блеснул сигнальным зеркалом из полированной бронзы – три раза по три. Я расхохотался и послал сказать, чтобы воинов распустили и приготовили комнату для гостей.

Люди поглядывали на Пирифоя искоса; они до последнего мгновения опасались, что он все-таки нападет на гавань. Сам же я был переполнен радостью: я нуждался в друге, с которым можно было обо всем переговорить.

На этот раз он был свеж и выбрит. Он еще только вышел в море, хотя была середина лета, потому что государственные дела задержали его. Полный собственных переживаний, я не стал дожидаться, пока гость мой выложит свою историю. Наверху, после обеда, с вином возле локтя, отпустив слуг, я излил ему свою душу. Он был целиком за мою женитьбу, пока я не сказал, что собираюсь на Крит; тут он поглядел на меня, расхохотался и спросил:

– Неужели ты потерял рассудок?

В своем дворце я привык к более вежливым фразам; даже дворцовые девчонки держали свое мнение при себе. Прежде чем я мог ответить, он продолжил:

– Неужели ты не понимаешь, что этой встречей только расстроишь ваш брак? Сейчас она – маленькая веснушчатая хохотушка, совсем еще ребенок. Таковы все изнеженные дворцовым воспитанием девы; это только селянки, занятые ежедневным трудом, хороши уже в четырнадцать лет. Да, конечно, она милая девочка и станет прекрасной. Так дождись этого, не начинай с опрокинутых надежд и угрюмой постели. Запомни, если ты возьмешь ее замуж сейчас, то сделаешься плох, когда она достигнет своей лучшей поры и станет поглядывать по сторонам.

Слова его чуть остудили мой пыл, я сказал:

– Но меня никто не заставляет жениться. Я увижу ее и решу, что делать.

– Если хочешь любить ее потом, не встречайся сейчас. Еще поблагодаришь меня, когда ляжешь в постель с желанной красавицей-невестой. Ну а сейчас погода подходит для дальнего плавания, и нас ждут подвиги.

Тут я понял, что все это время он защищал собственные интересы. И все же смысл в его словах был.

Пирифой сказал:

– Твой корабль готов. Счастливое предзнаменование! А теперь слушай, и я объясню, зачем потратил неделю на дорогу к тебе.

Он рассказал мне о задуманном предприятии: Пирифой собирался направиться к северу от Геллеспонта, пересечь проливы и в поисках золота выйти в неведомое Эвксинское море.

– Там есть река, в русле которой местные жители привязывают бараньи шкуры и достают их полными золотого песка. Я говорил об этом с вождем из Иолка, который привез домой такую штуку. Он раздобыл ее, хоть и не без труда, а мы что, женщины? Незачем мотаться по одним и тем же морским дорогам, когда можно посмотреть мир.

Я хотел сказать: «Мы могли бы поплыть туда после Крита», но понял, что тогда времени не останется. Всю свою жизнь я мечтал увидеть, что лежит за проливами, там, за спиной северного ветра. Прочитав эти мечты в моих глазах, Пирифой долго рассказывал о тамошних чудесах: о воинах, выросших из засеянных в землю драконьих зубов, о ведьмах, умеющих превратить старца в юношу в волшебной купальне, и прочие морские побасенки. Я расхохотался. А потом он сказал:

– Пройдемся по берегу Понта, ведь оттуда родом твои амазонки, которых ты так ценил на арене. Не хочешь посмотреть, как они живут у себя дома?