Мэри Рено - Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря (сборник)

Спустя день или два мне сообщили, что царица больна.

Из сочувствия к ней мне пришлось отложить свои дела, но я был раздражен. Федра получила разрешение уехать, поскольку Афины явно не подходили ей; она задержалась в городе только потому, что не хотела оставлять Акаманта со мной и с его братом. А мальчишка и без того слишком был привязан к ее юбке, он нуждался в мужском обществе.

Когда я пришел к ней, все занавеси были задернуты; Федра лежала в багровом полумраке с влажным полотенцем на лбу. Служанки то и дело меняли его на свежее, намоченное в холодной воде. В комнате стоял густой запах сладких критских благовоний.

Я спросил у Федры, что ей посоветовал врач.

– О, я просто не выношу его; ничего не может сделать с моей головной болью, а все сидит здесь и разглагольствует, пока у меня не начинает раскалываться затылок.

Она повернулась, понюхала из рук служанки ароматический шарик и устало смежила глаза. Я уже направился к выходу, когда она открыла их и сказала:

– А еще и Акамант сводит меня с ума – целый день твердит: «Пошли за Ипполитом. Ах, пусть он придет, пусть придет». Я знаю, он ничем не сумеет помочь мне, но покоя не будет, пока ты сам не увидишь все своими глазами. Пусть он явится сюда со своими исцеляющими ручищами, и все закончится.

– Он придет, – обещал я, – если ты сама пригласишь его. Но зачем ты этого хочешь? Ипполит только еще более рассердит тебя.

Я полагал, что Федра хочет выставить его дураком, излить на него свое раздражение. Сбросив влажную ткань со лба и потянувшись за новым полотенцем, она сказала:

– Да-да, но мне так надоели все эти россказни о нем, что я не успокоюсь, пока он не побывает у меня. Пришли его сюда; пусть это чушь, но тогда потом я хотя бы засну спокойно.

Я отыскал парня в конюшне, где он занят был разговором о лечении лошадей со старым конюхом; оба склонились над загнившим копытом, лошадь обнюхивала его шею. Когда я отвел сына в сторону и все рассказал, он ответил:

– Хорошо, отец, пусть будет так, как ты хочешь, но, на мой взгляд, наверху особой удачи не будет, не то что здесь, в конюшне. Лошадь доверяет мне, а без этого бог не может снизойти.

– Знаю, Федра устала и раздражена; не сомневаюсь, на особую благодарность нельзя рассчитывать. Тем не менее сходи, от этого не умирают.

Помню, мы обменялись улыбками.

Мы шли по двору, и я думал о том, что сын все чаще и чаще с почтением говорит об Аполлоне. Некогда он знал только одну владычицу. Впрочем, поклонению Пеану его должны были обучить в Эпидавре; в конце концов, Аполлон с Артемидой брат и сестра.

Женщины Федры лишь чуть раздвинули занавески; причесанная, она полусидела, опираясь на свежие подушки, глаза были подведены синевой. Мой мальчик остановился возле постели с видом новым для меня – неловким и нескладным. Крупные длинные руки его висели по бокам тела, как будто бы погрузившись в собственные раздумья. Он пробормотал какие-то слова, выразившие сочувствие к ее страданию.

Я был рад тому, что она ответила вежливо:

– О, боль приходит и уходит. Сегодня мне особенно плохо, и я уже опробовала все средства, но безрезультатно. Приходится обращаться к тебе; постарайся же ради меня.

Ипполит углубился в себя, как это делают целители, а потом положил ладонь на ее чело и замер, словно бы вслушиваясь. Она закрыла глаза. Наконец он положил обе ладони на виски Федры и, хмурясь, чуть сжал ее голову. Он уже собрался отойти, но Федра задержала на своей голове его руки. Наконец Ипполит шагнул назад и покачал головой со словами:

– Прости, наверно, отвар ивовой коры все-таки сможет помочь тебе.

Она открыла глаза и сказала:

– Но ведь все прошло!

– Прошло? – Он с вниманием наклонился к ней. – Странно, я так и не сумел ощутить твою боль. Но раз тебе лучше, я рад. А теперь надеюсь, ты уснешь. До свидания.

Когда мы вышли, я сказал:

– Приношу тебе благодарность от лица Федры, она ведь забыла сказать спасибо.

Ипполит с улыбкой ответил:

– Бог все сделал сам. Хотелось бы знать, каким образом. Пойду займусь лошадью, это дело несложное.

За следующие несколько дней Федра посылала за Ипполитом раз или два. В первый раз я проводил его, а во второй дела помешали, и я отослал его вместе с посланницей-служанкой. На следующий день Федра вновь прислала за Ипполитом, но он уже уехал кататься, прихватив с собою младшего брата. В конце концов, сказал я ей, Ипполит и задержался ради него; им осталось провести вместе не так уж много времени.

У меня еще были дела в Халаях, приходилось разбираться с межами, которые перепутались почти столетие назад. Большей частью я проводил свои дни именно там, ведь слишком многое было пущено мной здесь на самотек в пору скитаний. На следующий вечер Федра вновь прислала за Ипполитом – он был дома, но не захотел идти к ней. Я спросил его о причине и получил короткий ответ:

– Я послал ей лекарство. Оно будет полезнее моего присутствия.

– Возможно, – отвечал я. – Но сходи любезности ради… и для покоя в доме.

– Тогда давай сходим вместе, – отвечал он. – И вдвоем навестим ее.

– У меня нет времени, – отвечал я, пожалуй, излишне резко. Ему не подобало напоминать мне о моих обязанностях. – Ступай, пока еще не слишком поздно.

Он ушел со служанкой. Мы только что поели, Ипполит оделся для выхода в зал и украсил себя большим золотым ожерельем. Его облик и теперь стоит у меня перед глазами, хотя тогда я почти не обратил на него внимания… Пояс его украшали лазурит и коралл, чисто вымытые волосы блестели, от него пахло банными благовониями.

Я рано поднялся наверх вместе со своей сицилийкой и наутро сразу же направился на совет. Я хватился Ипполита лишь около полудня; слуга сообщил, что он не пришел ночевать и еще не вернулся.

Ничего особенного, учитывая его привычки; но я отправился узнать у Федры, исполнил ли он мое приказание, прежде чем оставить дворец. Одна из служанок критянки пробежала мимо меня в слезах, с отметинами, оставленными палкой на теле. Федра выглядела скверно, словно бы не спала всю ночь, и в покоях ее все буквально было перевернуто вверх дном. Она поглядела на меня едва ли не с ненавистью – однако кто мог бы ей сейчас угодить – и ответила:

– Откуда мне знать, где твой сын, да и какое мне до него дело? Пусть бродит где хочет, вчера он вел себя дико и грубо.

– Грубо? – переспросил я. – Это на него не похоже. И что же он говорил?

Она продолжала браниться, нисколько не заботясь о здравом смысле. У Ипполита нет сострадания; целительский дар он использует, чтобы угождать своей гордыне; вообще, кто учил его, какой-то несомненный невежда; он бросил ее в худшем состоянии, чем было, когда он пришел. И теперь весь день ей суждено страдать. Лучше бы он вообще не подходил к ней, но пусть придет, чтобы извиниться. И так далее. Я вспомнил побитую служанку и решил, что она делает много шуму из ничего, однако обещал поговорить с парнем, когда он обнаружится дома. Тут она вздрогнула и спросила, куда он ушел. Теперь я смог увидеть ее лицо лучше: Федра осунулась, и ее как будто бы лихорадило, но в отличие от обычной женщины нездоровье заставило ее помолодеть. И куда только сгинул ее непременный покой. Невесть откуда появившаяся хрупкая дикарка напомнила мне прежнюю капризную девочку из Лабиринта, ее влажные волосы на подушке и распухшие от слез глаза.