Колин Маккалоу - Путь Моргана

Его мучения не прекращались. Когда флотилия миновала полосу штормов, успев наполнить бочонки и вновь увеличить норму пресной воды, всем, даже безутешному Джо Лонгу, стало ясно, что Айзек Роджерс не выживет.

Однажды он позвал к себе Ричарда, и тот присел напротив Джо, который держал голову Айка на коленях.

– Мой путь закончен, – произнес Айк. – Как я счастлив, Ричард! Порадуйся за меня. Присмотри за Джо – ему придется нелегко.

– Не беспокойся, Айк, мы позаботимся о Джо.

Айк с усилием приподнял исхудавшую руку и указал на полку, приколоченную к потолочной балке.

– Ричард, возьми мои сапоги. Только тебе они придутся впору. Я знаю, тебе они пригодятся. Они твои, понял?

– Понял. Я разумно распоряжусь ими.

– Вот и хорошо, – откликнулся Айк и смежил веки.

Больше он не открывал глаз и через час скончался.

На борту «Александера» умирало столько людей, что саваны пришлось шить из старых парусов. Облаченного в чистую одежду Айзека Роджерса завернули в парусину и вынесли на палубу. Раскрыв молитвенник, Ричард прочел заупокойную молитву, вверяя душу Айка Богу, а его тело – океанским глубинам. К трупу привязали базальтовые глыбы, собранные на том же берегу Тенерифе, где нашли Джона Пауэра, – запас железных полос на корабле уже иссяк. Брошенный за борт труп немедленно ушел ко дну.

Доктор Балмен распорядился вновь провести оздоровительное окуривание, протереть нижнюю палубу дегтем и покрыть новым слоем побелки. Корабельному врачу жилось одиноко, компанию ему изредка составляли только два лейтенанта. Однако они питались отдельно и явно не желали иметь с врачом ничего общего. Подобно Артуру Боусу Смиту, врачу с «Леди Пенрин», Балмен ради развлечения изучал морских обитателей, которые попадались на удочки, а если они были невелики, заспиртовывал их. После того как на корабле появились цепные насосы, спускаться на нижнюю палубу врачу стало легче, однако он по-прежнему дулся на доктора Уайта и решил во что бы то ни стало доказать: он не виноват в том, что несчастные каторжники продолжают умирать.

Когда одного из узников, стоявшего на носу, смыло за борт волной, всего на корабле осталось сто восемьдесят три каторжника.

В начале августа флотилия встала на якорь у мыса Фрио, на расстоянии дня пути к северу от столицы Бразилии. Однако высокие зубчатые вершины на побережье были не менее коварными, чем горы Сантьяго: они преграждали путь ветру, и у берегов царил штиль или «кошачьи лапки». В Рио-де-Жанейро суда плелись медленно, как улитки, и добрались до порта лишь ночью с четвертого на пятое августа. Здесь уже наступила зима: Рио-де-Жанейро располагался к югу от экватора, чуть севернее тропика Козерога. Плавание от Тенерифе до Бразилии заняло пятьдесят шесть дней, из Портсмута суда вышли восемьдесят четыре дня назад, и при округлении этих цифр получалось восемь и двенадцать недель. За это время флотилия покрыла шесть тысяч шестьсот сухопутных миль.

Чтобы войти в воды Португалии, требовалось получить особое разрешение, а это было непросто. Только в три часа пополудни флотилия обогнула косу шириной в милю между двумя прибрежными скалами и вошла в гавань под грохот пушек «Сириуса», которым дружно ответили орудия форта Санта-Крус.

Едва рассвело, все обитатели «Александера» столпились на палубе, завороженные видом незнакомого, но прекрасного места. Южный утес с виду напоминал тысячефутовое яйцо из розовато-серого камня, увенчанное рощей, а северный, менее живописный, был совершенно голым. За ними теснились другие скалы, и с ровными, и с остроконечными вершинами, поросшие густыми ярко-зелеными лесами, среди которых попадались равнины и нагромождения серых, белых, розовых камней. Вдоль берега тянулись желтые изогнутые песчаные пляжи с белой пенистой кромкой океанского прибоя, ярость которого смягчала длинная и широкая прибрежная коса. Корабли встали на якорь неподалеку от берега, напротив одной из многочисленных крепостей, воздвигнутых для охраны Рио-де-Жанейро от пиратов. Только на следующий день буксиры отвели все одиннадцать кораблей к пристани у Сан-Себастьяна – так по-другому назывался Рио. Город расположился на квадратном полуострове, а его щупальца протянулись по долинам между горными пиками.

Вода в гавани кипела под веслами множества небольших судов, которыми управляли полуобнаженные негры; каждая лодка была снабжена ярким тентом. Ричард разглядел шпили церквей, увенчанные позолоченными крестами, но в целом Рио состоял из невысоких строений. Никто не запрещал каторжникам подниматься на открытую палубу, никого из них не заковали в кандалы, даже Джона Пауэра. Патрульные шлюпки сновали между шестью транспортными судами, отгоняя лодки торговцев.

Было солнечно и очень жарко, ветер совсем утих. Вот бы сойти на берег! Однако каторжники понимали, что это невозможно. В полдень им раздали огромные ломти свежей говядины, горшки с ямсом и бобами вперемешку с рисом и хлеб со странным привкусом – много позднее Ричард узнал, что он испечен из корня растения кассава. Но узники чуть не забыли о еде: лодки то и дело подплывали вплотную к кораблю, и смеющиеся негры принимались десятками швырять на палубу апельсины. Пассажиры корабля наперебой ловили спелые фрукты, на черных лоснящихся лицах негров сверкали белозубые улыбки. Об апельсинах знал не только Ричард, но и несколько других каторжников. Он читал, что богачи иногда строят оранжереи, чтобы выращивать эти экзотические плоды, а однажды кузен Джеймс-аптекарь даже показал ему апельсин. Аптекарь закупал в колониях и лимоны, из кожуры которых он получал эфирное масло. Лимоны портились в пути не так быстро, как апельсины.

Некоторые апельсины достигали в диаметре шести-семи дюймов, их кожура имела яркий, насыщенный цвет – оранжевый или почти красный, как и сочная мякоть. Обнаружив, что несъедобная кожура легко снимается, каторжники и моряки принялись за редкостное лакомство, упиваясь сладким соком. Им досталось и несколько крупных ярко-желтых лимонов, приглушающих приторно-сладкий вкус апельсинов, а также менее сочные лаймы, по вкусу представляющие собой нечто среднее между лимонами и апельсинами. Каторжники без устали жевали фрукты и никак не могли насытиться. Обнаружив среди апельсинов зеленоватый, недозревший плод, Недди Перрот решил за время пребывания в Рио запастись впрок недозрелыми фруктами, его примеру последовали многие. А некоторые подобно Ричарду собирали семечки апельсинов и лимонов.

Каждый день узники получали свежую говядину, какие-нибудь свежие овощи и хлеб из кассавы. Едва морские пехотинцы узнали, что местный ром не отличается приятным вкусом, но стоит не дороже воды, каторжники остались почти без надзора. Два лейтенанта совсем перестали показываться на борту, как и Балмен, который отправился в экспедицию за огромными пестрыми бабочками и крупными, похожими на восковые цветами орхидей. Ко времени прибытия в Рио на борту судна осталось всего две собаки, а остальные, как и предсказывал Донован, стали пищей для акул. Соскучившись по своим любимцам, матросы и пехотинцы часто возвращались на корабль с ручными попугаями самых удивительных расцветок. Кот Родни, его подруга и потомство жили припеваючи: на «Александере» им с избытком хватало и крыс, и мышей.