Джеймс Тейбор - Глубокая зона

Она налетела на внезапно остановившегося Аргуэльо. Послышалась чья-то речь – непонятные слова, голос, похожий на шорох ветвей на ветру.

Впереди в зеленом свете ПНВ Халли разглядела фигуру человека, перегородившего им дорогу. Рядом – собака с красными, как огонь, глазами. Человек весьма пожилой, среднего роста, с испещренным морщинами лицом, в свободно болтающейся на тощем теле рубахе и брюках. Сандалии, судя по всему, из автомобильных покрышек. С левого боку – мачете в кожаных ножнах, привязанных потрепанной веревкой к поясу. На левом плече – поношенный кожаный мешок.

Старик вновь что-то сказал.

Боуман посмотрел на Аргуэльо и слегка повернулся – так, чтобы незнакомцу не было видно его правый бок. Правая рука великана непринужденно и как бы случайно повисла на уровне «ЗИГ-Зауэра».

Аргуэльо на секунду задумался.

– Простите. Очень старый диалект. Он спросил: мы здесь, чтобы бороться с наркоторговцами?

– Скажите, нет.

Аргуэльо перевел, и старик заговорил снова.

– Говорит, жаль. Спрашивает: мы пришли убивать федералов?

– Скажите, что и не за этим.

Аргуэльо перевел, и старик ответил, уставившись на Халли.

– Говорит, тоже жаль. Говорит, длинная – то есть высокая – женщина очень красивая. Даже в смешных очках.

Халли удивилась, как он ее вообще разглядел.

– Спросите, есть ли поблизости нарки или федералы.

– Говорит, они повсюду. Называет их… нецензурным словом. Связано с выделительной функцией организма.

– Нарков или федералов?

– По-моему, и тех и других.

– Спросите, как он без фонаря ходит безлунной ночью по зарослям mala mujer.

Старик выслушал, усмехнулся, ответил. Аргуэльо перевел:

– Говорит, если знаешь дорогу, темноты не существует. А с mala mujer он подружился давно.

– Подружился? Спросите… а впрочем, не надо.

Затем старик говорил долго, и Аргуэльо перевел:

– Он говорит, ему жаль, что мы пришли не для того, чтобы бороться с федералами. Они глупые и бестолковые, постоянно пьют, убили в перестрелке его жену. Нарки тоже пьяницы и – хуже того – помешаны на «колесах». Они забрали двух его дочерей и сожгли дом. Теперь он живет в лесу и убивает тех, кто шарахается за пределами своего лагеря.

– Что происходит? – раздался сзади шепот Канера. – Почему стоим?

Старик заговорил вновь, Аргуэльо перевел Боуману:

– Говорит, Чи Кон Ги-Хао ждет нас.

Откуда он знает, куда мы идем, удивилась Халли.

– Выясните, почему он подошел к нам. Почему не испугался. – Боуман смотрел на старика, не на Аргуэльо.

Обменявшись репликами, Аргуэльо ответил:

– Он курандеро . Шаман. Говорит, от вас идет добрый свет. Не такой, как от нарков и федералов. От них свет как нечистоты.

Старик продолжал говорить – видимо, объяснял что-то Аргуэльо.

– Он проводил бы нас, но не может, пока не выгонит… э-э… «грязный свет» – так он их называет.

Старик произнес что-то еще.

– Говорит, пещера – это другой мир, – передал Аргуэльо. – Мир, где… как бы это объяснить… есть то, что мы называем раем и адом. Многие, войдя в пещеру, больше не возвращаются. Те, кому удалось вернуться, становятся другими.

– В каком смысле? – спросил Боуман.

Аргуэльо перевел вопрос старику и ответил:

– Этого не узнать.

У Халли по рукам побежали мурашки. Старик говорил правду. Во время прошлой экспедиции на ее глазах произошло именно то, что описывал курандеро . Один из гидрогеологов, заядлый курильщик, простудился, когда они только проникли в пещеру. Болезнь развивалась с потрясающей скоростью, перешла в пневмонию обоих легких еще до того, как они успели добраться до цели маршрута. Если бы он не исчез, то, скорее всего, все равно не выбрался бы на поверхность. Второй флиртовал с ней, пока они шли в глубь Мексики. Сначала немного – ничего обидного. Но чем дальше, тем сильнее проявлялась похоть, тем настойчивее становились заигрывания. К концу похода она спала, зажав в руке охотничий нож. Тот мужчина тоже пропал.

Боуман посмотрел на команду.

– Все, выдвигаемся!

Он вновь повернулся лицом к тропинке и замер.

Старик и собака исчезли. Беззвучно.

– Видели, куда он ушел? – Боуман настороженно крутил головой. – Хоть кто-нибудь?

Все молчали.

– Идем. Чем быстрее мы попадем в пещеру, тем меньше опасностей.

Я бы не стала на это рассчитывать, подумала Халли.

– Вам следует надеть пожарный костюм, док, – заявил молодой чернокожий сержант.

Ленора Стилвелл оторвала взгляд от планшета. Сержант по фамилии Диллон. Маршелл Диллон.

– Это презерватив, а не костюм. Не могу я в нем работать. – Стилвелл подмигнула, и на лице сержанта появилась страдальческая улыбка. – Ничего не услышишь, не скажешь, не пощупаешь. Черт, да в нем и ходить-то толком не походишь! Не говоря уж о том, чтобы в туалет… – Она помотала головой. – Ну, и что это за врач?

Полевой госпиталь Терока подвергли полному карантину, отрезав от остального поста боевого охранения. От всего мира. Как только подтвердили присутствие АКБ, явились специалисты по ЗОМП – защите от оружия массового поражения, – изолировали госпиталь, установив шлюзовой отсек для входа и выхода, и раздали пневмокостюмы 4-го уровня биологической защиты. «Пожарный костюм», как назвал его Диллон – модель «Кемтурион» 3530 небесно-голубого цвета, изготовленная из специального полимера, – весил десять фунтов. Еще десять фунтов веса добавляла ранцевая индивидуальная система обеспечения жизнедеятельности (ИСОЖ). Застегнутый на все молнии и фиксаторы, УБЗ-4 ощущался на теле жестче водолазного скафандра. Любое движение требовало дополнительных усилий, пластик постоянно трещал и скрипел. К тому же за восьмичасовую смену с по́том могло уйти фунта два весу, хоть внутри и работал крошечный вентилятор.

Воздух из ранца ИСОЖ или внешнего источника создавал во внутреннем пространстве избыточное давление – чтобы внутрь, даже если треснет пластмасса, не проникли патогенные организмы. Объединенный с костюмом шлем в форме ведра из более толстого материала, достаточно прозрачного, легко покрывался царапинами и через несколько недель был похож на лобовое стекло с паутиной трещин. После истирания противозапотевающего слоя – что обычно занимало не дольше месяца – видимость становилась еще хуже. Рукава костюмов заканчивались защитными перчатками, которые давали пальцам едва ли большую подвижность, чем варежки. Поскольку костюм в надутом состоянии удваивал объем своего обладателя и добавлял фут росту, то требовалось постоянно рассчитывать движения, чтобы часом не налететь на оборудование, других людей и не перевернуть контейнеры с болезнетворными организмами, одна тысячная унции которых могла уничтожить все население планеты.