Эрнест Хорнунг - Раффлс, взломщик-любитель (сборник)

– Не тебе, – шепотом ответил он. – Нет никакой нужды играть, ты лишь должен явиться, друг мой. Если ты подождешь меня до половины шестого, я объясню тебе почему.

О причине я мог догадаться и сам, и, к стыду своему, я вынужден признать, что эта причина вызывала у меня куда как меньше отвращения, чем перспектива публично выставить себя дураком на крикетном поле. От самой мысли об этом мое горло сжималось так, как оно уже не сжималось от мысли о преступлении, поэтому, когда Раффлс скрылся в павильоне, я стал нервно расхаживать туда-сюда. И причиной тому было отнюдь не беззаботное расположение духа. Спокойствия не прибавила и сцена встречи между молодым Кроули и его отцом, который остановился, пожал плечами и, наклонившись, сообщил сыну что-то, от чего молодой человек слегка побледнел. Возможно, всему виной была моя мнительность, но я мог бы поклясться, что их неприятность заключалась в неспособности заполучить великого Раффлса без его ничтожного приятеля.

Ударили в колокол, и я поднялся на крышу павильона, чтобы увидеть подачу Раффлса. Крикет не лишен изящества, и если кто-то из подающих и был полон его в тот день, то это был А. Дж. Раффлс. Весь крикетный мир тому свидетель. Не нужно было быть игроком, чтобы оценить безупречность его бросков и попаданий, восхитительную легкость его движений, остававшуюся неизменной при любом темпе, его великолепные попадания в ножной столбец [10] Столбец крикетной калитки, расположенный ближе всего к позиции, на которой стоит отражающий. , его сокрушительные лобовые броски, – словом, изобретательность атак Раффлса на знала границ. Его игра была не просто демонстрацией атлетизма, она доставляла мне совершенно особое интеллектуальное наслаждение. Я видел взаимосвязь между его двумя профессиями, видел ее в той непрерывной послеполуденной битве с цветом профессионального крикета. Не то чтобы Раффлс выбил слишком много калиток за несколько бросков – он просто был слишком хорошим подающим, чтобы опасаться того, что в него попадет мяч. Времени было мало, а калитка была хороша. По-настоящему неизгладимое впечатление на меня произвело то сочетание находчивости и хитрости, терпения и точности, работы головой и работы руками, которое превращало его игру в искусство. И это в точности отражало сущность того, другого Раффлса, которого знал только я!

– Сегодня мне действительно хотелось поиграть, – говорил он мне позже, когда мы уже ехали в кэбе. – Если бы поле благоволило мне, я бы показал себя по-настоящему. Но в любом случае три к сорока одному при четырех упавших – это не так плохо для медленного подающего в игре против этих парней. Но я был просто в бешенстве! Ничто не злит меня так, как приглашение сыграть в крикет, словно бы я сам был профессионалом.

– Тогда зачем, во имя всего святого, было соглашаться?

– Чтобы проучить их! И потому что мы, Банни, можем оказаться на мели еще до окончания сезона!

– А! – сказал я. – Так я и думал.

– А ты еще сомневался?! Похоже, они запланировали для себя совершенно дьявольскую недельку: балы, званые ужины, ярмарки тщеславия, простые банкеты. И, конечно же, дом будет просто набит бриллиантами. Их будет там видимо-невидимо! В обычных обстоятельствах ничто не заставило бы меня злоупотребить положением гостя. Я никогда так не поступал, Банни. Но здесь нас пригласили как официантов или музыкантов, и, клянусь небесами, мы возьмем с них свою плату! Давай закажем столик в каком-нибудь тихом месте и обсудим это.

– Как по мне, так это довольно вульгарная кража, – не удержался я. И Раффлс немедленно согласился с этим моим единственным возражением.

– Вульгарная, – подтвердил он. – Но я просто не могу удержаться. Мы вновь оказались на мели самым вульгарным образом – и точка. Кроме того, они это заслужили и могут себе это позволить. Не отказываться же от дела, в котором все обещает пройти гладко. Нет ничего проще, чем схватить несколько безделушек. Единственная сложность – избегать любых подозрений, и об этом, конечно, мы должны позаботиться. Для всего остального нам может хватить даже простого плана помещений. Кто знает? В любом случае у нас с тобой несколько недель на размышление.

Я не стану утомлять вас описанием этих недель. Скажу лишь, что «размышления» велись исключительно Раффлсом, который не всегда даже считал нужным сообщить мне о своих мыслях. Однако его молчание больше меня не злило. Я стал принимать его как необходимое условие наших маленьких предприятий. А после нашего последнего приключения, точнее, после его провала моя вера в Раффлса была слишком сильна, чтобы ее могло пошатнуть недовольство тем, что он сам не до конца мне доверяет, что я и сейчас списываю на инстинкт преступника, а не на личное отношение.

Когда наступил понедельник 10 августа, мы, как и надлежало, прибыли в Милчестерское аббатство, расположенное в Дорсете; с начала месяца мы путешествовали по графству с самыми что ни на есть настоящими удочками. Идея заключалась в том, чтобы заработать среди местных репутацию достойных рыбаков, а также ознакомиться с окружающей местностью на тот случай, если неделя окажется неприбыльной и нам придется планировать дальнейшие операции более тщательно. Была и другая идея, которую Раффлс держал при себе до самого приезда. Затем, когда в один из дней мы шли по какому-то лугу, он сделал крикетный мяч и стал мне его бросать. Я ловил этот мяч в течение часа. После этого мы постоянно упражнялись на ближайшей лужайке; и хотя я не был игроком в крикет, к концу недели я набрался больше опыта, чем за все время до или после этого.

Все началось утром в понедельник. Мы выступили с небольшого безлюдного перекрестка в нескольких милях от Милчестерского аббатства, попали под дождь и укрылись в придорожном трактире. В зале сидел краснолицый, безвкусно одетый мужчина, и я был готов поклясться, что именно его вид заставил Раффлса отшатнуться еще до того, как он переступил порог, и настоять на том, чтобы мы вернулись на станцию под дождем. Однако Раффлс уверил меня, что виной всему был аромат прокисшего эля, который едва не сбил его с ног. Я мог лишь догадываться, что означали его неуверенный, опущенный взгляд и нахмуренные брови.

Милчестерское аббатство было серой четырехугольной громадиной, прочно угнездившейся среди буйной растительности и сверкавшей тремя рядами причудливых окон. Казалось, что в каждом из них уже горел свет, когда мы подъехали к аббатству, как раз к тому времени, чтобы переодеться к ужину. Наш экипаж катился под бесчисленными строящимися триумфальными арками, мимо тентов и флагштоков роскошного крикетного поля, на котором Раффлс решил закрепить свою репутацию. Однако по-настоящему атмосфера фестиваля ощущалась внутри – там, где собрались гости. Я никогда еще не встречал такого количества напыщенных, величавых и властных людей, собравшихся в одной комнате. Признаюсь, я чувствовал себя подавленным. Ожидавшее нас предприятие и мои собственные впечатления напрочь лишили меня манер, которыми я иногда любил похвастать, и мне до сих пор неприятно вспоминать, какое облегчение я почувствовал, когда наконец-то подали ужин. Но я и представить себе не мог, каким суровым испытанием окажется этот ужин.