Джо Стадвелл - Азиатская модель управления: Удачи и провалы самого динамичного региона в мире

Среди отдельных недолговременных исключений – производитель тайских телевизоров Tanin, в 1970-х гг. поставлявший свою продукцию в Европу. Но уже в 1980-х гг. Таиланд вновь открылся для иностранных инвестиций, из-за чего отечественные фирмы стали получать меньше поддержки. Суэхиро пишет по этому поводу: «Можно сделать вывод, что присутствие транснациональных корпораций приобрело такие масштабы, что они полностью или в значительной степени контролировали тайскую экономику» {374}. Единственной сферой, где промышленная политика привела к значительному росту экспорта отечественных переработанных продуктов, был агробизнес, но произошло это за счет многострадального крестьянства. Столкнувшись в середине 1980-х гг. с экономической рецессией, Таиланд сделал то же самое, что и Махатхир и что советовали ему иностранные инвесторы – стимулировал экспорт через сборочные операции с низкой добавленной стоимостью. После азиатского кризиса и последующего вмешательства МВФ в тайскую экономику промышленная политика и бюджетные средства на ее поддержку были урезаны в стране еще сильнее.

Филиппины в 1962 г. вышли из провальной и крайне коррумпированной политики индустриализации с целью импортозамещения и с тех пор почти не пытались развивать «молодую промышленность». Более чем где-либо в регионе землевладельческие семьи доминировали здесь в проектах импортозамещения и подрывали любые попытки стимулировать технологическое обучение. Они брали минимальные партии продуктов транснациональных компаний для перепродажи на внутреннем рынке, защищенном высокими ввозными тарифами, а экспортировали только сельскохозяйственную продукцию. Затем Фердинанд Маркос взял большой внешний заем, как это сделала и Южная Корея, но, вместо того чтобы потратить деньги на создание экспортно ориентированных промышленных предприятий, он позволил выделить бóльшую часть средств на строительство недвижимости внутри страны, подкуп избирателей и непроизводственный импорт. Когда в 1980-х гг. начался региональный спад, экономика Филиппин рухнула под тяжестью необслуживаемого долга и сжалась на 20 %. Полностью стабилизироваться она смогла только в середине 1990-х гг., но с тех пор в ней не было продолжительных периодов роста. В стране нет собственных эффективных предприятий обрабатывающей промышленности.

В конце Второй мировой войны только Япония и Малайзия имели в Азии более высокие доходы на душу населения, чем Филиппины. В 1950-х гг. по этому показателю ее опередили Южная Корея и Тайвань. В 1980-х она оказалась позади Таиланда, а затем уступила и Индонезии. Будучи когда-то одним из самых богатых государств Азии, Филиппины сегодня сделались хрестоматийным примером страны третьего мира – без технологического потенциала и с соответствующим уровнем бедности {375}.

Северо-Восточная Азия и Юго-Восточная Азия представляют собой вариации на одну и ту же понятную тему. Canon, Samsung, Acer и им подобные в Японии, Южной Корее и на Тайване создавались за счет единства «молодой промышленности» и рыночных сил, включавшего первоначально субсидирование экспорта и конкуренции между производителями, претендовавшими на государственную поддержку. Страны Северо-Восточной Азии нашли пути преодоления проблем, сокрушивших политику индустриализации с целью импортозамещения, продвигавшуюся в 1950-х гг. в том числе и Всемирным банком в его ранней «левой» инкарнации.

Вопреки утверждениям значительной части экономистов, гонящийся за рентным доходом клановый капитализм отнюдь не с неизбежностью сможет подорвать промышленную политику, пока развитие «молодой промышленности» будет сопровождать достаточный уровень дисциплины. Сочетание плана и рынка хорошо иллюстрируется наблюдениями британского специалиста по экономике развития Рональда Дора о том, как иностранцы воспринимали Японию на пике ее индустриализации. «Эксперты левого толка вернулись из Японии с убеждением, что они нашли там яркий пример успехов государственного планирования, – писал он. – Эксперты же правого толка возвращались из Японии, расточая похвалы достоинствам системы свободного предпринимательства в этой стране» {376}. Те же самые противоречивые выводы можно слышать от различных посетителей Южной Кореи, Тайваня и Китая.

К сожалению, рецепт промышленного развития, в котором легко разобраться, даже если он слегка варьируется в деталях от страны к стране, беспрерывно усложняется и запутывается экономистами. Не разбираясь в истории, они верят в то, что постулаты эффективности, годные для развитых стран, должны также определять политику бедных стран. Однако развивающимся экономикам в первую очередь необходимо инвестировать деньги в обучение и лишь потом всерьез беспокоиться об эффективности. Они должны сначала научиться ходить, а уже потом – бежать.

Многое из того, что неоклассические и неолиберальные экономисты называют важнейшими переменными факторами развития, никак не отмечено в исторических обзорах реального развития государств.

Так, например, обстоит дело с «макроэкономической стабильностью» – боевым кличем Международного валютного фонда и Всемирного банка начиная с 1970-х гг. Этот термин применим к условиям с низкими долгом, дефицитом и инфляцией. Мало кто будет спорить с тем, что такие условия предпочтительны сами по себе, однако мало свидетельств того, что они определяют результаты индустриализации. Ведь ее целью является технологическое обучение, ведущее к способности самостоятельно создавать новые технологии. Если государство занимает или же печатает деньги ради достижения этой цели, то вопрос о том, хороши или нет такие методы, решается в зависимости от того, достигнута ли цель. В жизни это очень напоминает ситуацию, когда человек одалживает деньги на обучение в университете – все зависит от его последующих успехов в обучении. Точно так же целесообразность долгов развивающейся страны, в том числе для ее партнеров, бюджетного дефицита и инфляции, определяется в терминах технологического прогресса.

В Южной Корее Центральный банк, который непосредственно следовал указаниям военного правительства, разработал схему кредитования ведущих индустриальных проектов безотносительно преобладающего экономического климата у себя в стране и в мире, не проявляя особого беспокойства по поводу темпов инфляции, составлявших тогда от 15 до 20 % в год. В результате такой политики в Южной Корее сложилась низкая по азиатским стандартам норма сбережений домохозяйств, а значительная часть инвестиционных потребностей покрывалась путем внешних заимствований. Такое пренебрежение макроэкономической расчетливостью, граничащее, на первый взгляд, с безрассудством, раздражало советников, как американских, так и из международных организаций. Однако индустриализация Южной Кореи обернулась замечательной историей успеха.