Джо Стадвелл - Азиатская модель управления: Удачи и провалы самого динамичного региона в мире

В эпоху Дэн Сяопина Китай расстался с обоими заблуждениями. Для начала было восстановлено семейное фермерство. Затем, после визитов Дэн Сяопина в США, Японию и государства Юго-Восточной Азии в 1979 г., известивших о воссоединении Китая с остальным миром, страна открыла свои границы для торговли, а со временем и для иностранных инвестиций, что позволило усваивать мировые технологии и тестировать свою продукцию на мировых рынках.

Впоследствии Китай смог извлечь пользу из одной характерной особенности КПК, которая с точки зрения развития сослужила стране добрую службу. Эта особенность состояла в неустанной подозрительности. В мире, где раздавали плохие советы относительно развития, китайское правительство избежало ошибки стран Юго-Восточной Азии, словно марионетки подчинявшихся указаниям Всемирного банка, МВФ и правительства США о преждевременном дерегулировании экономики. Китай тесно сотрудничал со Всемирным банком, получая от него большой объем технической поддержки для своих конкретных проектов и значительную финансовую помощь в 1980-е и 1990-е гг., но в основном на своих собственных условиях. Китайцы проигнорировали неолиберальные предписания Всемирного банка касательно финансового дерегулирования {510}.

А вот МВФ, макроэкономическую организацию, не призванную давать рекомендации по конкретным проектам, держали на очень коротком поводке. Китайское правительство не желало, чтобы сотрудники фонда были прикомандированы к министрам – то, что позволялось МВФ в постсоветских государствах, странах Африки и Юго-Восточной Азии.

Долгие годы все усилия МВФ проникнуть внутрь китайской бюрократии разбивались о стандартный ответ: «Устройте нам семинар». Дважды за последние несколько лет МВФ не смог даже опубликовать годовые отчеты о Китае из-за разногласий в оценках относительно управления движением капитала. Пекин воспользовался своим правом отказать этим публикациям в своей авторизации {511}. Так подозрительность к предлагаемым советам, в отличие от государств Юго-Восточной Азии, позволила Китаю преуспеть в дальнейшем.

Начиная с 1978 г. Китай установил впечатляющий рекорд по скорости экономического развития, став после Японии еще одной страной Восточной Азии, вызвавшей у Западной Европы и Северной Америки чувство восхищения наряду с озабоченностью. За три десятилетия экономика страны вырастала ежегодно в среднем почти на 10 % (примерно так же росла экономика и в Таиланде, но на протяжении только 10 лет, предшествовавших азиатскому финансовому кризису) {512}.

В качественном измерении сельское хозяйство Китая не достигло уровня Тайваня. Точно так же он отстает от Южной Кореи по скорости и глубине промышленной модернизации. И не сравнялся с Японией в перестройке многих технологических процессов. Но поскольку Китай такой большой по размерам территории и населения и, того хуже, не является союзником Запада, то с 1978 г. он не перестает поражать мир. И есть ли вообще пределы его экономическому развитию?

Сельское хозяйство, пожалуй, самый простой элемент китайского пазла развития. Начиная с конца 1970-х гг. Китай ушел от коллективизации, граничившей уже чуть ли не с геноцидом, и разрешил домохозяйствам обрабатывать небольшие участки. После предания голодной смерти 30 млн преимущественно сельских жителей вследствие коллективизации и политики автаркического развития в 1958–1960 гг., известной под названием «Большой скачок», в начале 1980-х страна смогла увеличить объем сельхозпроизводства более чем на треть, просто разрешив бедным крестьянам заниматься огородничеством. (Это было, конечно, повторением 1950-х гг., когда, по мнению ряда ученых, производство зерна выросло на 70 % в первом усеченном периоде семейного фермерства под руководством коммунистов {513}.)

Страна получила 305 млн т зерна в 1978 г., еще в условиях коллективного сельского хозяйства, и 407 млн т в 1984 г., когда почти вся земля была отдана семейному сельхозпроизводству со средним размером обрабатываемого участка чуть более одной трети гектара {514}.

Восстановление семейного сельхозпроизводства отнюдь не входило в планы КПК в 1978 г., когда Дэн Сяопин пришел к власти. Вместо этого партийное руководство, признавая, что большие коммуны, состоящие из сотен семей, были неэффективны и крайне непопулярны, предполагало просто их немного уменьшить. Тогда сами крестьяне, поддержанные рядом прогрессивных региональных партийных функционеров, объявили свои семьи коллективными предприятиями и сделали семейное фермерство свершившимся фактом. Как признал Дэн Сяопин в своей многословной автобиографии, «именно крестьяне придумали систему подрядной ответственности своих хозяйств, привязав вознаграждение к выработке» {515}. Это было достаточно вольным изложением реальной ситуации, когда на деле крестьяне сначала должны были продать часть урожая государству по фиксированной цене (чтобы оно могло кормить городское население задешево) и только потом – продавать остатки по рыночным ценам.

В конце 1990-х гг. производство зерна в Китае превзошло 500 млн т, несмотря на передачу значительной части сельхозугодий под коммерческое и бытовое использование, что отчасти компенсировалось переводом оставшихся маргинальных земель под сельхозпроизводство. И несмотря на всевозрастающую передачу сельхозугодий под выращивание незерновых культур и животноводство.

Сельское хозяйство поддерживалось агрономическими консультациями, заимствованными из практики стран Северо-Восточной Азии, обучением сельских жителей («повышение квалификации») и предоставляемыми государством услугами по хранению и маркетингу сельхозпродукции. В отличие от стран Юго-Восточной Азии, частные торговцы и кредиторы в Китае не могли монополизировать получение прибылей от сельхозпроизводства и тем самым подорвать стремление крестьян к его наращиванию. Сегодня урожаи риса в Китае находятся на уровне государств Северо-Восточной Азии и относятся к числу самых высоких в мире. То же самое можно сказать и о пшенице, чья урожайность более чем на 50 % превышает показатели крупномасштабного фермерства США {516}.

Сейчас китайское семейное фермерство переходит и к выращиванию товарных культур, требующих дорогостоящего оборудования. О таких культурах обычно, но ошибочно говорят, что они требуют масштабного призводства. Однако китайский тростниковый сахар выращивают, как и на Тайване, на маленьких фермах с урожаями, гораздо превосходящими урожаи на плантациях Филиппин и других стран Юго-Восточной Азии, несмотря на менее благоприятные почвенные и климатические условия. В Китае большую часть сахара производят в провинции Гуанси на юго-востоке страны. После возвращения к семейному фермерству в 1978 г. национальное производство сахара быстро выросло к 1985 г. в 2,5 раза. Сегодня урожаи сахарного тростника составляют около 75 т с гектара, немного меньше, чем на Тайване, однако на 40–50 % больше, чем на филиппинском острове Негрос {517}. Для глубокой вспашки китайские фермеры совместно нанимают или берут в лизинг большие трактора. Государство же гарантирует им, что стимулирование к производству не будет подорвано монопсонией закупщиков сахарного тростника, т. е. сахарными заводами.