Джо Стадвелл - Азиатская модель управления: Удачи и провалы самого динамичного региона в мире

Ну а потом, когда на той же стадии экономического развития своих государств крестьяне в Японии, Южной Корее и на Тайване привыкали к полноприводным автомобилям и отдыху на приморских курортах, китайские местные власти начали отнимать у крестьян землю для покрытия бюджетного дефицита и удовлетворения жадности сельского начальства. А центральное правительство, не захотевшее адекватно финансировать провинции, смотрело на все это и приговаривало: «Как вам не стыдно!» И вот снова китайский фермер возвращается к своей привычной жизни, чтобы, как гласит китайская поговорка, «питаться горечью» {526}.

История китайской промышленной политики после 1978 г. куда сложнее, чем история сельскохозяйственного сектора, поскольку она за время реформ претерпела серию крутых поворотов. Как уже было сказано, в 1980-х гг. центральное правительство, отождествляемое с либеральным премьером Чжао Цзыяном, позволило расцвести сельхозпроизводству на основе возвращения к семейному фермерству. Как и в Северо-Восточной Азии, ведущие предприниматели этого периода вышли из деревни, поселков с рынками и аграрных пригородов.

Государственная промышленность в больших городах Китая продолжала следовать своим путем, подвергаясь умеренному и постепенному реформированию без шоковой терапии, вызванной приватизацией, так повредившей посткоммунистической России из-за того, что обстоятельствами ловко воспользовались инсайдеры. Развитие Китая в 1980-х гг. точно передает выражение «реформа без проигравших» {527}.

Однако в 1990-е гг. отдельные части государственного сектора становились для промышленного развития все большей обузой. Наиболее проблемными были принадлежавшие государству малые предприятия и предприятия, работающие в конце технологического процесса. Малые предприятия столкнулись с грубой конкуренцией со стороны нарождающегося частного сектора и иностранных компаний, причем для последних доступ к рынку в Китае оказался гораздо легче, чем в Японии, Южной Корее и в меньшей степени, чем на Тайване. По сравнению с союзниками США в холодной войне, Китаю в обмен на доступ к рынкам богатых стран приходилось предоставлять гораздо больший доступ к своему рынку. Вдобавок китайские лидеры, в отличие от правительств Японии и Южной Кореи, были более готовы к открытию отечественного сектора потребительских товаров, так как, будучи социалистами, не считали, что он имеет «стратегическое» промышленное значение. К середине 1990-х гг. государственные предприятия, относившиеся к категории малых и средних, стали терять все больше денег.

Начиная с 1993 г. под влиянием нового и более властного экономического лидера Жу Ронгджи центральное правительство приняло программу промышленной рационализации. Ответственность за продажу или закрытие малых государственных предприятий переложили на местные власти, в то же время увеличив на них финансовую нагрузку {528}. В результате местные руководители тщательно подсчитали издержки и стали отказываться от убыточных операций. В 1997 г. эта политика получила одобрение на очередном съезде КПК и стала в дальнейшем известна как стратегия «Лучше меньше, да лучше». Надежных данных по этому вопросу нет, однако, по оценкам, в период с 1995-го до 2004 г. с госпредприятий было уволено примерно 40 млн рабочих {529}.

Атака Жу Ронгджи на отсталый государственный сектор удивила многих наблюдателей (в том числе и меня {530}) своим размахом и успешностью. Закрытие убыточных предприятий сочеталось с высокоэффективной программой, направленной на развитие конкуренции между крупнейшими госкомпаниями. Тех из них, кто наслаждался нишевой монополией, например несколько китайских нефтеперерабатывающих предприятий, каждое из которых за счет своей продукции контролировало определенную сферу влияния, заставили соревноваться друг с другом. В отраслях экономики, производящих товары, и основных сферах услуг Жу со своей командой экспертов создал олигополии из двух, трех или четырех участников, вынужденных теперь на равных вести борьбу за доминирование на рынке. В нефтегазовой промышленности, нефтехимии, угледобыче, генерации и передаче электроэнергии, телефонии, страховании и банковском деле соревнование в государственном секторе между небольшим числом крупных компаний резко обострилось, благодаря чему повысилась их эффективность и прибыльность. Олигополии в государственном секторе увеличили свою доходность до уровня, которого прежде не могли достигнуть в том же секторе монополии.

В 2003-м, последнем годе премьерства Жу, в стране было создано новое агентство – Комитет по контролю и управлению государственным имуществом (State Asset Supervision and Administration Commission, SASAC). Под его непосредственным руководством находилось 196 крупнейших государственных предприятий (точнее сказать, бизнес-групп), работавших в общенациональном масштабе. В задачи SASAC входят консолидация или выбраковка отстающих компаний и, соответственно, стимулирование мощных крупномасштабных компаний, способных конкурировать на мировом рынке. Количество централизованно управляемых компаний в период деятельности SASAC ежегодно сокращалось и к 2010-му достигло 122. При этом каждая из групп существенно увеличилась в размерах, а многие их убыточные дочерние фирмы были закрыты. SASAC заставляет контролируемые ею компании подписывать автоматически возобновляемые трехлетние контракты, устанавливающие нормы прибыли. Руководители компаний ранжируются (и оплачиваются) согласно балльной системе оценки, в которой начисляется от 70 до 100 баллов в зависимости от размера полученной прибыли {531}.

В целом последствия реформ в государственном секторе оказались крайне поучительными. Начав в конце 1990-х почти c нулевой совокупной прибыли, группы, контролируемые SASAC, сумели на протяжении 2000-х получать ежегодно совокупную прибыль, эквивалентную 3–4 % ВВП Китая, достигнув в 2010 г. отметки в 1,35 трлн юаней ($ 200 млрд) {532}. Самыми доходными оказались девять промышленных компаний и поставщиков услуг. В нефтепереработке и нефтехимии это были PetroChina, Sinopec и CNOOC, в области телекоммуникаций – China Mobile и China Telecom, в производстве стали – Baosteel, в производстве алюминия – Chinalco, в угледобыче – Shenhua Energy, в поставках электроэнергии – State Electricity Grid. Около половины всей совокупной прибыли приходилось на три нефтеперерабатывающие компании и China Mobile. Итак, государство сохранило полный контроль над промышленностью и сферой услуг, которые в менее успешно развивающихся странах попадают в руки магнатов, чьи интересы противоположны целям индустриализации. Причем китайское правительство сделало контролируемый им бизнес высокоприбыльным.