Ог Мандино - Самый великий торговец в мире. Часть 2. Окончание истории

– Придется запереть вас в камере с заключенным, – предупредил он. – Но не беспокойтесь. Когда соберетесь уходить, просто кликните меня, и я приду.

Он настежь распахнул дверь, и оба мужчины вошли в тускло освещенную камеру, после чего дверь захлопнулась и лязг железных засовов гулко разнесся по всему этажу.

– Лука, – раздался из темного угла хриплый голос. – Лука, это ты?

– Да, Павел, смотри-ка… Я привел с собой друга!

Постепенно глаза великого торговца начали привыкать к полумраку крохотной темницы, тем не менее он сперва ощутил касание рук Павла и лишь потом разглядел его лицо.

– Хафид, – всхлипнул маленький человек. – Это ты? Это и правда ты? Мой дорогой друг и благодетель! Тот, кто много лет назад спас мою жизнь свитками успеха, благодаря которым я смог нести миру послание своего Господа! Столько раз я мечтал навестить тебя в Дамаске, но меня предупреждали, что ты удалился от мира и никого не принимаешь. Но ни одно мое письмо не сумело выразить, в каком я перед тобой неоплатном долгу. Сожалею, что нам пришлось увидеться в подобных обстоятельствах, но я благодарен Богу, что ты пришел. С радостью отмечу: годы были к тебе милосердны.

Теперь Хафид смог рассмотреть изможденное лицо Павла, на котором заметно выделялись огромные глаза под густыми бровями и широкий лоб со шрамом. Спутанные и свалявшиеся волосы ниспадали на впалые щеки, а превратившаяся в лохмотья набедренная повязка едва ли могла защитить от холода. Павел прижался к Хафиду так, как прижимается к родителям испуганный ребенок. Наконец Лука указал на маленький некрашеный столик.

– Идемте, – предложил он, – давайте сядем и поговорим.

Павла не нужно было уговаривать. Отвечая всего лишь на несколько вопросов своих посетителей, он обстоятельно рассказал о своем видении по дороге в Дамаск и о том, как круто оно изменило его жизнь. Он вспомнил свой визит к Хафиду, полученные в дар свитки, многочисленные странствия по великим городам, первые заключения, едва не обернувшееся гибелью кораблекрушение подле острова Мальта и непрерывную борьбу, которую он вел, неся свое послание народам, живущим за пределами Палестины, имея в своем распоряжении лишь несколько помощников и скудные финансовые средства. Его голос звучал все сильнее, но в конце концов Павел умолк и робко улыбнулся, осознав, что увлекся.

– Простите меня, дорогие друзья. Слишком долго я пробыл здесь в одиночестве. Любой хороший проповедник, дай ему только аудиторию хоть какого размера, может говорить до бесконечности. Разве не так, великий торговец?

Хафид улыбнулся, пожав плечами.

– Не знаю, я ведь не проповедник.

– О нет! – воскликнул Павел, повернувшись к Луке. – Ты только послушай! Хафид, отдаешь ты себе в этом отчет или нет, но мы с тобой занимаемся одним делом. Мы оба боремся за спасение людей от ада. Ад, из которого пытаешься их вызволить ты, находится здесь… и сейчас. Ад, от которого стараюсь уберечь их я, может настать завтра… и на веки вечные. Мы оба изо всех сил пытаемся убедить тех, кто готов слушать, в том, что для рая, как земного, так и небесного, необходимы одни и те же качества: любовь, заботливость, милосердие и упорный труд. Мне ни разу не довелось услышать твою прославленную речь, господин, но мои друзья рассказывали, что провозглашаемые тобой принципы добродетельной жизни могли бы точно так же исходить из уст Моисея, Соломона, Исаии или Иисуса. Твои слова, как мне говорили, идут от самого сердца и отпечатываются в сознании и душе любого из слушателей. Это великий дар, Хафид. Я сожалею лишь о том, что ты не примкнул к нашему лагерю.

Он погладил красный плащ, висевший на плечах Хафида.

– Но, возможно, ты с нами, хотя и не понимаешь этого.

От холода у Хафида онемели ноги. Поднявшись, он принялся расхаживать по маленькой камере вперед и назад.

– Те свитки, что я тебе передал много лет назад, что с ними сталось?

– Все свои вещи я потерял во время кораблекрушения в прошлом году. Почти тридцать лет мне удавалось хранить свитки, даже в тюрьмах, и вот океан все-таки забрал их себе. Но все эти десять свитков стали такой же неотъемлемой частью меня, как руки и ноги. Я могу воспроизвести каждый свиток с точностью до слова, и мне уже не счесть, сколько раз они спасали мне жизнь, ежедневно направляя на верный путь.

Хафид вздрогнул и закрыл глаза, качнувшись назад, словно его ударили. Он повернулся спиной к двум друзьям и устало прислонился лбом к железным прутьям. Наконец он тихо произнес:

– Эти бесценные пергаментные свитки были наполнены такой силой и жизнью, что я почему-то всегда был уверен в их бессмертии. Тем не менее, если они сохранились до прошлого года, значит, по моим подсчетам, им более ста лет. Скажи мне, Павел, ты передавал мудрость свитков при любой возможности, как я наставлял тебя, чтобы другие могли воскреснуть из живых мертвецов и начать новую жизнь, наполненную счастьем, любовью и успехом?

– Повсюду, куда забрасывали меня странствия, великий торговец, как я и обещал тебе. Когда мне удавалось обратить в свою веру другого человека, я вместе с этим обучал его постулатам свитков с тем, чтобы он мог делиться истиной с другими. За последние десять лет появились сотни, а может быть, даже тысячи копий из папируса и пергамента, которые распространялись по всему миру от Иерусалима до Рима.

Хафид наклонился и обеими руками провел по спутанным волосам Павла.

– Ты бывал там, где мало кто бывал, великий вестник. Вместо этого гнусного обиталища грызунов человечество должно воздвигнуть для тебя дворец из золота и серебра. На сердце моем тяжесть, и я ощущаю себя таким беспомощным. Что тебя ожидает?

Павел скрестил руки на худой обнаженной груди. Голос его звучал спокойно:

– Боюсь, время мое на исходе. Я готов. Я достойно сражался и верю, что прошел весь свой путь до конца. Я наконец смог убедить Луку, своего верного союзника и товарища, записать все, что он узнал от меня, на пергаменте. Спустя несколько месяцев он почти завершил эту непростую задачу, и теперь я смею надеяться, что мое учение переживет меня. А ты, Хафид, записал свои принципы успеха, свои мудрые мысли, чтобы грядущие поколения могли черпать из мудрости твоей великой речи?

– Нет, еще нет.

– Ты обязан это сделать… как можно скорее. Мы не знаем ни дня, ни часа, когда Господь призовет нас к себе, и мир понесет огромную утрату, если твои секреты успеха и счастья будут похоронены вместе с тобой. Пообещай мне, что скоро исполнишь мою просьбу.

Хафид выдавил улыбку и погладил Павла по впалой щеке.

– Обещаю.

Павел кивнул.

– А когда приступишь к делу, прошу, используй ту же форму, что и в первоначальных десяти свитках, оказавших огромное влияние на нашу с тобой жизнь. Сомневаюсь, что найдется более совершенный способ наставлений, чем используемая в свитках система. Подкрепив данный метод своими глубочайшими познаниями, ты добьешься результатов, которые сотворят чудеса. И не медли, прошу тебя!