Питер Леранжис - Семь чудес и временной разлом

Марко отпустил поводья Чингис и развел руки в стороны, словно говоря: «Попробуй поймай меня».

И Максимо со всей силы направила копье ему в грудь.

У крика Марко определенно не было ничего общего с Элоизиным.

Тупой конец копья все еще упирался ему в грудь, когда он схватился обеими руками за древко и резко его поднял. Не ожидавшая подобного, Максимо не успела выпустить рукоять копья и сорвалась с седла.

Ее конь на полной скорости поскакал дальше, уже без наездницы.

Громко фыркнув от натуги, Марко махнул копьем себе за плечо – вместе с висящей на нем Максимо. Древко треснуло пополам, и лидер амазонок, совершив кульбит в воздухе, рухнула в грязь.

Стадион накрыла мертвая тишина. Большинство амазонок стояли с отрытым ртом, не смея поверить в случившееся.

– Какой прием! Какая отвага! Йе-ху-у-у! – заорал Герострат. – Никогда еще на нашем стадионе не случалось ничего подобного! Мертва ли Максимо, леди и леди? Ха! Конечно же нет! Амазонки бессмертны… ИЛИ НЕТ?! Главный вопрос теперь… когда жизни всех амазонок на кону… получит ли Элоиза первый приз?

Марко повел Чингис к локулусу. Цинтия сидела на своем троне – неподвижная точно изваяние. На другом конце стадиона Максимо с трудом пыталась подняться.

Наклонившись всем телом вбок, Марко подхватил локулус и поднял его над головой.

– Да-а-а! – завизжала Элоиза и прыгнула на Касса, едва не сбив его с ног.

Из моей груди вырвался вздох облегчения. Этот локулус обладал силой либо телепортации, либо перемещения во времени, и любая из них поможет нам выбраться отсюда, поэтому я позвал:

– Воспользуйся им, Ма… э-э, Элоиза! Задействуй его!

Но он был на другой стороне стадиона, совершал круг почета на Чингис перед амазонками. Локулус он прижал локтем, словно футбольный мяч, и без остановки орал, колотя себя кулаком в грудь:

– Он наш! Он наш! Наш-наш-НАШ!

– Какого черта он творит?! – ужаснулся Касс.

– МАРКО, БЕРЕГИСЬ! – заорал я.

Максимо, уже на своих двоих, бежала через травяное поле к Марко. С мускулистыми, как у олимпийского бегуна, икрами, она за один шаг преодолевала непостижимо огромное расстояние. Не снижая скорости, она закричала и прыгнула вперед, ракетой устремившись прямо на Марко.

Сомкнув руки на локулусе, она вырвала его из-под локтя Марко, одновременно с этим сбив его с лошади. Он покатился по земле, шлем сорвался с его головы и, подпрыгивая, улетел в траву.

Теперь всем в толпе стало видно лицо Марко. Узнав его, они принялись сердито кричать и выбегать на поле. Цинтия, разинув рот, встала.

Марко кинулся к шлему, но было уже слишком поздно.

– Нарушение правил! – закричал Герострат. – Смертные дисквалифицированы!

Касс, Элоиза, Торквин, брат Димитриос и я выскочили на поле.

– Хватай локулус, Марко! – заорал я.

Марко прыгнул к Максимо, но та, не выпуская локулус, увернулась. По обе стороны от нее встали амазонки, готовые к драке. Непонятно откуда по воздуху пронеслась жареная голова вромаски и с глухим хлюпаньем упала на Чингис.

Лошадь поскакала к Марко, безжалостно лягая попавшихся ей на пути амазонок. Пришлось внимательно смотреть по сторонам, потому что снаряды из девятифутовых женщин, попади они в меня, точно привели бы к летальному исходу.

Одна из них с громким «вшух» упала совсем рядом со мной. Она неловко села, оглушенная ударом, а Элоиза через нее перепрыгнула. Подхватив с земли часть сломанного копья Максимо, она принялась дико ею вращать.

Двум амазонкам она сделала подсечки, с третьей сорвала боевой пояс, сбив всех трех с ног. Затем, ловко лавируя между ногами сражающихся девятифутовых воительниц, начала дергать шнурки от сандалий, развязывая их.

Я подобрал упавший в траву боевой пояс и побежал к краю поля. Там, на безопасном расстоянии от царившего хаоса, я смог спокойно достать духовую трубку и сунуть в карман кожаный мешочек с дротиками.

Переведя взгляд на неразбериху в центре стадиона, я заметил локулус, катящий к брату Димитриосу. Он подхватил его с выражением крайнего изумления на лице:

– Клянусь богами, он у меня! Он у меня!

Услышав это, одна из амазонок покинула схватку и с дубиной наготове побежала к нему.

Кажется, я услышал шепот Димитриоса:

– О нет…

– Бросай сюда! – крикнул Торквин.

Из-за мешанины из тел я смог разглядеть лишь, как локулус пролетел над толпой и упал прямо в руки Торквину. Я перевел взгляд назад – узнать, что стало с братом Димитриосом, но в этот момент куча-мала разделилась, пропуская кого-то.

Я застыл на месте.

Вне себя от ярости, Цинтия скользила в мою сторону, размахивая луком. Прежде чем я успел что-либо предпринять, она уже опустилась на колени и нацелила стрелу мне в голову.

– Никто не обманывает Цинтию, – объявила она.

– Не-е-ет! – прогремел вопль Торквина.

Я услышал «памм» от дрогнувшей тетивы. Увидел летящий мне в глаз наконечник. Я знал – пригнуться не успею.

Мелькнувший слева от меня синий росчерк стал для меня полной неожиданностью. Что-то врезалось в стрелу, сбив ее с курса. Я упал на колени, а Цинтия сердито закричала что-то на греческом.

Слева от меня стоял Торквин с открытым ртом и выпученными глазами, в его руках больше не было локулуса. Справа от меня на земле лежала выпущенная Цинтией стрела.

А вокруг меня валялись осколки локулуса, на который наступила, а потом еще и лягнула его проскакавшая мимо в безумном галопе Чингис.

Крик зародился тоненьким воем и завершился мощнейшей сиреной из всех, что я когда-либо слышал. Он прокатился по стадиону, усиливаясь собственным эхом, и вскоре превратился в целый хор умирающих.

Цинтия, стоя на коленях, с ужасом смотрела на разбитый локулус.

Я пробежал мимо нее, рухнул в грязь и принялся торопливо подбирать осколки:

– Марко, Касс!

Они опустились по бокам от меня и начали помогать. Мы то и дело оглядывались на Чингис, все еще не пришедшую в себя после случившегося. Осколки впивались в ладони, рассекая кожу до крови.

– Похоже… на стекло, – сказал я. – Кто-нибудь слышал что-нибудь о том, чтобы локулус был сделан из стекла?

– Назад! – приказал Торквин и дернул меня за плечо. Очень вовремя – взбешенная Чингис едва не попала по мне копытом.

Этот локулус оказался намного тоньше того, который я бросил под поезд в Нью-Йорке. Тот разлетелся на несколько дюжин осколков, а этот – на миллионы. И не успевали мы подобрать несколько, как их тут же выбивала из наших рук и втаптывала в грязь обезумевшая Чингис.

– Что делать? – в отчаянии спросил Касс.

Я лишь помотал головой, не зная, что сказать.

Амазонки начали собираться вокруг своей богини, падая на колени и опуская головы. Кто-то сочувственно подвывал. И никому не было до нас дела.