Сара Элфгрен - Круг

Ванесса надеется, что этот вечер все изменит к лучшему. Она приготовит эту чертову лазанью, у нее получится очень вкусно, и все поймут, какая Ванесса на самом деле взрослая. А Вилле очарует маму, он обещал постараться.

– Но вообще-то Вилле и правда сбывает наркотики, – уточняет Мишель. – Никке его даже типа арестовывал.

– Это было не за сбыт наркотиков. А за то, что он курил траву в общественном месте, – вставляет Эвелина.

– Моя мать считает, что если один раз покурил, то на следующий день пойдешь продавать себя на улице за наркоту, – говорит Мишель. – Она вечно думает, что я наркоманка. Бывает, я устану, а она: «Ты употребляешь наркотики?» Если настроение плохое или, наоборот, слишком хорошее: «Употребляешь наркотики?» Если только я веду себя не так, как ей хочется, она считает, что это из-за наркоты.

– Мои предки точно такие же, – соглашается Эвелина.

– Их, наверно, делали на одной фабрике с моей мамой, – замечает Ванесса.

Мишель ухмыляется. Она начинает говорить о новой стрижке, которую задумала сделать, и они с Эвелиной с головой погружаются в обсуждение аргументов за и против челки. Ванесса едва сдерживается, чтобы не прибить их.

В обычное время Ванесса спокойно отнеслась бы к обсуждению стрижки Мишель – тема не самая интересная, но поговорить можно. Однако сейчас ее голова занята другими, более важными вещами. Ей нужно было, во-первых, спасти лук, который вот-вот пригорит на сковородке. Во-вторых, спасти свое будущее с Вилле, приготовив идеальную лазанью. И в-третьих, спасти мир.

О последнем она по идее должна была думать прежде всего, но в данный момент это казалось наименее важным.

Раздается звонок, Фрассе лает и выбегает в прихожую. Его хвост стучит об ноги Ванессы, когда она открывает дверь. За порогом стоит Вилле с букетом в руках. Он одет в куртку, черные джинсы и черный свитер, волосы зачесаны назад. Вид у Вилле взрослый и ответственный. И нарядный. Сердце Ванессы замирает. Он так старался ради нее.

– Ты купил цветы?

– Это твоей маме, – говорит Вилле и разрешает Фрассе лизнуть ему руку.

Счастливая Ванесса целует его в губы.

– Ты самый лучший, – шепчет она и, споткнувшись о собаку, кубарем влетает в кухню.

Мама и Никке уже сидят за столом и ждут. На их лицах застыло выражение неудовольствия, оно усиливается при появлении Вилле. Улыбается только Мелвин, который, сидя на полу, играет в кубики.

– Привет, малыш, – отвечает на его улыбку Вилле и ерошит ему волосы.

И протягивает маме цветы.

– Здравствуйте, спасибо за приглашение на ужин, очень приятно, – говорит он.

– Это Ванесса угощает. Спасибо большое, – механически добавляет мама, с громким шуршанием разворачивая бумагу.

Вилле пожимает руку Никке, который сидит, откинувшись на спинку стула, и смотрит на Вилле с высокомерной улыбкой. Ванесса ненавидит его за эту ухмылку, но ничего не говорит. Этот ужин должен доказать им, что она взрослая, что бы они там ни думали.

Мама роется в шкафу в поисках подходящей вазы. Затем наполняет ее водой и ставит цветы. Это герберы, любимые цветы Ванессы. Они похожи на цветы из мультфильмов.

– Очень красивые, – говорит мама и ставит вазу на стол, который Ванесса заранее накрыла.

– Спасибо, – отвечает Вилле.

В кухне становится тихо, и Ванесса рада, что ей есть чем заняться. Она натягивает рукавицы-прихватки. Жаркий воздух обжигает ее, когда она открывает дверцу духовки. Форма с лазаньей обжигает сквозь прихватки. Ванесса закусывает губу, чтобы не выругаться, и с легким стуком ставит форму на плиту.

– Как вкусно пахнет, – говорит Вилле.

– Ванесса целый день стояла у плиты, – заявляет мама. – И девочки приходили помогать.

– Я и не знал, что ты умеешь готовить, – говорит Вилле Ванессе.

– Я и сама не знала, – отвечает она, разрезая лазанью.

По краям формы лопаются и шипят пузырьки, сыр сверху покрылся темно-коричневой корочкой, но нож встречает неожиданное сопротивление. Ванесса надеется, что это затупился нож. Лазанья стояла в духовке очень долго.

Она достает из ящика ложку для салата и кладет ее в салатницу.

– У вас прекрасная квартира, – замечает Вилле.

Типично взрослая реплика. Вилле молодец: пытается завести разговор, но мама и Никке не делают ничего, чтобы помочь ему.

– Есть крыша над головой, и слава богу, – отвечает мама коротко.

– Нет, правда, у вас очень хорошо… Очень красивые обои…

Последнюю фразу Вилле говорит как-то неуверенно.

На его счастье, Мелвин начинает хныкать, что хочет есть. Мама поднимает его и сажает в детский стульчик: еда готова. Мелвин хлопает в ладошки, и все немного натянуто смеются, внутренне радуясь, что появилось развлечение и им не надо разговаривать друг с другом.

Наконец форма с лазаньей стоит на столе, от нее идет пар. Салат, хлеб и масло находятся на расстоянии вытянутой руки. Ванесса садится на свое место. Первый кусок она кладет на тарелку Вилле. Как-никак он гость.

– Очень вкусно выглядит, – говорит мама, когда Ванесса кладет следующую порцию ей.

– Яннике, ты разве не на диете? – спрашивает Никке, и Ванесса едва сдерживается, чтобы не заорать на него.

Она смотрит с волнением, как Вилле отправляет в рот первую вилку с куском лазаньи. И к своему ужасу, слышит хруст. Вилле странно морщится, но пока не понятно, горячо ему или противно.

– Я хотела поднять тост за нашу с Вилле помолвку, – говорит Ванесса. – Я знаю, что не все здесь так же рады, как я и Вилле. Но я надеюсь, что вы измените свое мнение.

Мама поднимает свой бокал. Она поспешно улыбается, как будто хочет побыстрее все закончить.

– За вас, – говорит она.

Никке покачивает свой стакан с пивом в воздухе. Он делает большой глоток и давит отрыжку, которая все равно просачивается сквозь губы.

Вилле пьет газировку, как и Ванесса, – чтобы еще раз показать, какой он добропорядочный молодой человек. Ванесса отпивает чуть-чуть и встречается с Вилле взглядом. Он осторожно жует и улыбается ей. Обстановка напряжена как никогда. Кажется, даже Мелвин заметил это. Он тихо сидит в детском стульчике, тыча в нарезанную еду маленькой вилкой.

Мама и Никке едят, не поднимая глаз от стола, словно видят там что-то очень интересное. Приборы неестественно громко стучат о тарелки.

У Ванессы совсем нет аппетита, но она все равно отрезает маленький кусочек лазаньи и отправляет в рот.

Пластинки лазаньи тянутся, как будто сделаны из расплавленной пластмассы, которая только что начала остывать. И совсем не имеют вкуса. Если бы вкус имел цвет, эта лазанья была бы серой или бледно-бежевой.

– Это невозможно есть, – говорит Ванесса, отодвигая от себя тарелку.

– О чем ты, очень вкусно, – протестует Вилле.