Сара Элфгрен - Круг

– А вы знаете, к каким элементам принадлежим мы? – спрашивает она.

Директриса смотрит на нее взглядом, который трудно расшифровать.

– Да. Результаты анализа пришли сегодня утром. Именно поэтому я опоздала. Я хочу начать с того, что силы, которыми вы обладаете, являются обычными для каждого элемента. Это, однако, не означает, что элементы не могут иметь общую силу. Так, например, ведьмы воздуха и ведьмы воды могут научиться контролировать штормы. Ведьмы металла и ведьмы огня могут вызвать грозу, но не дождь. Это целая наука.

– Можно я угадаю? – говорит Ванесса. – Я – воздух, правильно?

– Ответ верный, – отвечает директор.

– Значит ли это, что я могу научиться летать?

– Это зависит от того, насколько развиты будут твои силы, – с плохо скрытым нетерпением отвечает директриса.

Осталось пять элементов, думает Мину.

– Простите, а можно теперь я угадаю? – говорит Ида. – Анна-Карин – земля, да?

– Да, верно.

Ида смеется коротким ехидным смехом, но тут же замолкает под строгим взглядом ректора.

Осталось четыре, думает Мину и старается сосредоточиться на своих записях.

– Земля предполагает прочную связь с природой и живыми существами, – продолжает директор, глядя на Анну-Карин. – И ассоциируется с силой. Как физической, так и ментальной. А ты, Ида, – металл.

Осталось три.

– Связь Иды с элементом металла делает ее идеальным медиумом, что вы и видели в ночь пробуждения. Искусства гаданий и видений также тебе близки.

Взгляд директрисы на одно прекрасное мгновение обращается к Мину, затем скользит дальше – к Линнее.

– Ты, Линнея, – вода. Ты наверняка сможешь научиться контролировать различные формы существования своего элемента…

– А кем был Элиас? – перебивает Линнея.

– Дерево, – отвечает Адриана Лопес. – Типичным для дерева является управление различными видами материи. А Ребекка была огонь, так же, как и я, – заканчивает директриса.

Мину часто снится, что она приходит в школу голой. Именно это чувство она испытывает теперь, когда все взгляды обращаются к ней. Директор ничего не сказала про нее.

– А я тоже как кто-то? – спрашивает она. – В смысле, я такая же, как кто-то из них?

Адриана смотрит на нее, кажется, целую вечность, прежде чем ответить:

– Нет. К сожалению, я не могу сказать, что у тебя есть связь с каким-то элементом. По идее, ты не должна была бы здесь находиться.

Это хуже, чем все вместе взятые сны про прогулки голышом, которые Мину когда-либо видела в своей жизни. Она поднимает глаза к небу, словно надеясь, что оттуда придет спасение. Но единственное, что она видит, – это слабо мерцающий воздух, который висит, словно купол, над танцплощадкой. Это магия. Магия, которую ей никогда не удастся приручить.

– Бред какой-то, – слышит Мину голос Линнеи. – Мину видела те же сны, что и мы. Она пришла сюда в ту же ночь, что и мы.

– Мину, – говорит Адриана.

Мину нехотя опускает взгляд и смотрит на эту красивую темноволосую женщину, которая так уверена в своем знании, в своей власти.

– Я не могу объяснить, как это случилось. Так же, как не могу объяснить, почему вас семеро, а не один, и какова в этой истории роль Николауса. Но я уверена, что мы обязательно узнаем больше.

Николаус, думает Мину. Я и Николаус. Два неудачника. Жалких и никому не нужных.

И Мину делает то, чего не делала никогда в жизни. Прямо посередине лекции она берет свои вещи и уходит. Ее зовут, но она не останавливается, идет и идет, пока не приходит домой.

Не зря Мину все время боялась попасть впросак и ждала разоблачения.

Наконец это случилось. Мину Фальк Карими – блеф. Она – ничто. И это доказано раз и навсегда.

«Лазанья – преврати будни в праздник!» – написано на самом верху листка, который Ванесса держит в руке.

– Упс! Оказывается, в фарш надо еще 125 грамм куриной печенки добавлять, – говорит она.

Эвелина изображает рвотный звук и подносит два пальца ко рту. В другом случае Ванесса засмеялась бы, но сейчас ей не до смеха. Столько всего нужно не забыть сделать! До сих пор ее репертуар на кухне ограничивался макаронами с кетчупом и яичницей.

– Но можно, наверно, обойтись и без печенки? – спрашивает она с надеждой. – Или нужно тогда положить побольше фарша?

– Откуда я знаю, – рассеянно отвечает Мишель, сидя на полу и почесывая живот Фрассе.

«Помощи от вас никакой», – с раздражением думает Ванесса, убавляя огонь на плите, чтобы соус бешамель не пригорел.

– Извини, конечно, – добавляет Эвелина, – но ты что, обиделась, что мы не купили куриную печень? Ее не было в списке.

– Знаю, – говорит Ванесса, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заорать на Эвелину. – А вот корень сельдерея в списке был.

– Да я вообще понятия не имею, что это такое.

Ванесса тоже не знает, но не хочет в этом признаваться. Сковородка шипит, когда она бросает на нее лук.

– Ну и фиг с ним, – говорит она. – Нормально будет и без него.

– Ты где этот рецепт-то нашла? – спрашивает Эвелина. – Средневековый какой-то.

– Может, вы мне лучше поможете?

Глаза Эвелины расширяются.

– Вообще-то мы и так уже сходили в магазин, пока ты квартиру убирала. Ты что, забыла?

– Не строй из себя дуру, – выпаливает Ванесса. Но, увидев обиженное лицо Эвелины, добавляет: – Извини! Конечно, спасибо вам за помощь. Но я жутко нервничаю.

Взгляд Эвелины становится сочувствующим, а Мишель поднимается с пола и подходит к ним.

– Скажи, что надо делать, – говорит она.

– Все будет хорошо, – добавляет Эвелина.

В душе Ванессы поднимается волна признательности к друзьям – своим настоящим друзьям, с которыми она теперь едва успевает встречаться, – но тут она вспоминает про готовку и опять хватается за рецепт.

– Мишель, почисти морковь, а без сельдерея уж ладно, обойдемся. Эвелина, можешь нарезать все очень мелко?

Как послушные солдатики, они занимают место у кухонного стола и достают все необходимое.

– Как ты думаешь, получится у нас? – спрашивает Мишель.

Она чистит морковь так же медленно, как и разговаривает, возит ножом по одному месту много раз. Ванессе хочется вырвать морковку у нее из рук, но она медленно и осторожно мешает соус, пытаясь дышать в такт своим движениям.

– Никке терпеть не может Вилле. Он считает Вилле бандитом и гангстером, – говорит она. – А мама верит всему, что говорит Никке. И плюс она против нашей помолвки.

Теперь стало понятно: мама до сих пор терпела Вилле только потому, что думала, что у них с Ванессой все несерьезно. Но помолвка напугала ее, и она возненавидела Вилле. Теперь она талдычит, что Ванесса слишком молода для таких жизненно важных решений, как будто сама когда-то не приняла еще более жизненно важное решение, по пьянке забеременев в шестнадцать лет невесть от кого.