Сара Элфгрен - Круг

– Ммм, – тянет мама, старательно пережевывая серо-бежевую массу.

– Я еще добавки потом попрошу, – заявляет Вилле.

Никке ничего не говорит. Он идет к холодильнику, берет бутылку с кетчупом и почти целиком выливает себе в тарелку.

– Ну-ну, – произносит он. – Так где ты сейчас работаешь, Вилле?

Вилле косится на Ванессу. И он, и она знают: Никке известно, что никакой работы у Вилле нет.

– В этом городе сложно найти что-то.

– Понимаю. Ты ведь и гимназию не закончил? – спрашивает Никке.

– Да нет, гимназию-то я закончил, – отвечает Вилле.

Он явно смущен, когда говорит про учебу. Потому что из гимназии его едва не выгнали. Ванессе так хочется поддержать Вилле, взять его за руку, но он сидит слишком далеко. Мама откашливается.

– Как здоровье Сирпы?

– Все хорошо. Были вот проблемы с остеохондрозом.

– Да что ты, – говорит мама.

Интересно, думает ли мама сейчас про то же, что и Ванесса? Про тот их разговор, когда Ванесса сказала, что лучше бы Сирпа была ее мамой.

– У нее тяжелая работа, – продолжает мама. – Иногда мне кажется, что она прописалась в «Ике». Когда ни придешь туда, Сирпа все время сидит за кассой.

– Да, это труднее, чем многие думают, – соглашается Вилле.

Все это время Никке рассматривает Вилле с нескрываемым презрением. Но тут он поворачивается к маме и говорит будничным тоном:

– Естественно, она много работает. Ведь нужно кормить взрослого сына. Здорового, сильного парня. Приходится надрываться.

За столом повисает тишина, такая тяжелая, что Мелвин забывает про свою еду. Его глаза распахнуты и внимательно смотрят на взрослых.

– Наверное, не стоило этого говорить, – произносит мама Никке.

Но она говорит это не слишком уверенно. Мама не возражает, не защищает Вилле, ей просто неловко: «о таком не принято говорить вслух».

– Как я уже сказал, – повторяет Вилле, – в нашем городе сложно найти работу.

– А что тебя удерживает от того, чтобы переехать отсюда? – спрашивает Никке.

Он бросает на Ванессу торжествующий взгляд. Но Ванесса не желает встречаться с ним взглядом. Она смотрит на Вилле. Они вместе. Она никогда не чувствовала этого так отчетливо. Они вдвоем против всего остального мира. Почему, спрашивается, она должна сидеть тут, тихая, послушная и типа взрослая, когда эти так называемые взрослые ведут себя как злые дети, которые травят других детей?

Букет в центре стола вдруг кажется Ванессе одиноким и печальным.

Ванесса поворачивается к Никке:

– Не мог бы ты хоть раз вести себя как нормальный человек?

– Пожалуйста, не надо ссориться, – говорит мама, пристально глядя на Ванессу, как будто это она виновата во всех проблемах.

В Ванессе вспыхивает ярость. Она не может больше сдерживаться. Все это неправильно и несправедливо!

– Извини, конечно, ты, наверно, не заметила, как Никке вел себя все это время? Зато если я начинаю защищаться, то я сразу плохая?!

– Ванесса…

– Ты всегда на его стороне! Вы одна команда, ты и Никке. Такие правильные, всегда на высоте. А я плохая, все время затеваю ссоры, со мной невозможно иметь дело.

– У нас вообще-то гости, – говорит мама.

– Ага, теперь ты вдруг вспомнила, что у нас гости? А когда Никке сидит и шпыняет моего жениха, помолвку с которым я хотела вместе с вами отпраздновать, это нормально, да?

– Я этого не говорила.

Любимая мамина фраза: «Я этого не говорила». И грустный взгляд. Мама хитрая – она никогда открыто не говорит, что думает. И если потом пытаешься припереть ее к стенке, делает вид, что ничего такого не имела в виду.

– Идите вы к черту! – кричит Ванесса. – Я вообще не понимаю, на хрена я наготовила этой идиотской еды, и пригласила Вилле, и думала, что это что-то изменит. Если ты все равно уже все решила раз и навсегда!

Мама смотрит на нее большими обиженными глазами.

– Корчишь из себя невесть кого, – продолжает Ванесса. – Уже забыла, сколько хахалей ты домой притаскивала? Вилле лучше любого из твоих кавалеров. И в тысячу раз лучше, чем этот…

Она указывает на Никке, даже не посмотрев в его сторону.

– Несса сердитая, – говорит Мелвин.

– Да, я сердитая, – соглашается Ванесса и смотрит на брата. – И ты тоже будешь сердиться, когда вырастешь и поймешь, что у тебя за родители.

– Я лучше пойду, – говорит Вилле.

– Ты никуда не пойдешь, – протестует Ванесса. – Я тоже здесь живу.

– Я согласен с Вилле, – вступает Никке. – Лучше будет, если он уйдет.

– Нет, лучше было бы, если бы ты испарился отсюда!

– Ну все, хватит! – орет Никке, стукнув кулаком по столу.

Мелвин начинает плакать, и Ванесса бросается к нему, чтобы взять на руки, но мама успевает первой, поднимает его из стульчика, поворачивает лицом к своей груди и гладит по головке. Его плач переходит в скулеж, жалобный, душераздирающий. И режущий слух.

– Ну все, все, – утешает мама, укоризненно глядя на Ванессу.

– Это не я его напугала!

– Довольно, Ванесса, – говорит мама. – Вилле, тебе лучше уйти.

– Еще увидимся, – прощается Никке с довольной ухмылкой. – В участке, я имею в виду.

– Спасибо за еду, – говорит Вилле.

Он задвигает стул и ставит тарелку в мойку.

– Я пойду с тобой, – говорит Ванесса.

– Ты никуда не пойдешь, пока мы не поговорим обо всем этом! – отрезает мама, перекрикивая скулеж Мелвина.

Ванесса встречается с мамой взглядом и чувствует, как по жилам струится ненависть.

– Иди к черту, – говорит она.

Ванесса выходит в коридор, где уже обувается Вилле. Она находит ногами свои туфли, одновременно влезая в куртку и хватая сумку.

– Если ты уйдешь сейчас, можешь не возвращаться! – кричит мама.

– А я и не собираюсь! – кричит Ванесса в ответ.

– Несса, дома! – заходится в плаче Мелвин.

Ванессе хочется зажать уши руками. Чтобы не слушать. Она так любит Мелвина. Но сейчас притворяется холодной, бездушной.

Ванесса сбегает по лестнице вслед за Вилле. Смотрит на его затылок. Думает о том, что, наверно, уходит навсегда, больше никогда сюда не вернется, и уговаривает себя, что дело стоит того, что Вилле того стоит.

Мину много раз мечтала пройтись по этой дороге. Ее останавливала только боязнь показаться смешной. Но сегодня это не важно – она пала так низко, что еще немного унижения ничего не изменит. У нее не осталось гордости, чтобы ее терять.

Улица застроена типовыми одноэтажными домами. Пытаясь противостоять однообразию и монотонности, некоторые хозяева установили на окнах козырьки от солнца и разноцветные лампы в окнах. Мину идет вдоль четных номеров домов и смотрит на противоположную сторону. Останавливается под фонарем, напротив дома номер тридцать семь.

Мину смотрит на этот желтый дом. Черепичная крыша, высокая черная дымовая труба. По обеим сторонам двери – окна: налево – квадратное окно ванной комнаты с непрозрачным стеклом, направо – окно побольше, жалюзи опущены. Внутри темно.