Алан Сноу - Семейка монстров

– Почему? – спросил Уиллбери.

– Потому что, насколько я понимаю в физике и химии, в этой гигантской крысе начались необратимые процессы, и она вот-вот взорвется.

– И Хватсон тоже? – Уиллбери был недоволен. – Но ведь этот человек должен понести заслуженное наказание за все, что натворил. Неужели нельзя предотвратить взрыв? Или хотя бы задержать?

Марджори задумалась.

– Процесс внутри Фремли уже идет вовсю, – сказала она потом. – Магнитное воздействие только усиливает его. Можно попробовать уменьшить это действие, замедлив работу двигателя и генератора…

– Ой, уже! – это крикнул Артур, не сводивший глаз с уткнувшегося в остатки стены Фремли и приклеившегося к его спине Хватсона.

– Что – «уже»? – спросил Уиллбери.

– Уже дымиться начал! Ой!..

Уиллбери взглянул на крошечную, но такую смышленую Марджори, стоящую на ладони у Герберта:

– Что делать?

– Попробуем отключить всю систему, мистер Ниббл. Перекроем пар в машине, остановим генератор… Только все равно остаточные явления… Герберт, поднимите меня к тому переключателю!.. Ох! – она отдернула руку. – Какой горячий!

– Давайте я…

Стало ясно, что крыса вот-вот взорвется

Марджори отдернула руку от переключателя: «Ох, какой горячий!»

Однако и Герберт не смог: рычажок был не только раскален, но и так прикипел к проводке, что совсем не проворачивался.

– Нужно немедленно уходить! – пискнула Марджори, и ее писк был таким тревожным, что все его услышали и, поняв опасность, бросились вон из помещения.

Обернувшись, Уиллбери увидел, что Артур бежит совсем в другую сторону – к будке, похожей на беседку.

– Артур!

– Там мои крылья! – ответил тот на бегу.

Он влетел в будку, сорвал со скамьи крылья и привычным движением быстро надел на себя. Потом – чуть не забыл! – схватил лежавшее там же странного вида приспособление с двумя раструбами на конце и помчался обратно. По дороге умудрился несколько раз прокрутить ручку, с помощью которой заводились крылья.

Он был уже совсем близко от выхода, слышал, как Уиллбери продолжает звать его, видел, как последние гномы покидают опасное место, и потом нажал на знакомую кнопку, подпрыгнул… и…

Да, повторим еще раз: день оказался не слишком удачным для мистера Хватсона. Этот день окончательно перечеркнул его давнее и неутолимое желание вернуться в разряд значительных, в его понимании, людей – то есть таких, у кого много денег, много власти над другими и кто может делать все, что хочет, что его душенька (а также левая нога) пожелает.

А что же получилось вместо всего этого? К чему он пришел? С чем остался? Да ни с чем…

Все члены его команды, все его соратники-«сырники» разбежались кто куда – их теперь и днем с огнем не сыскать. Сам же он какой-то неведомой силой отброшен от городской управы, которую намеревался захватить, и эта же сила повлекла его неизвестно куда – пробивала его телом окна и стены домов, ломала заборы, сокрушала полки магазинов – последним был кондитерский магазин, – и вот теперь пирожные, кексы, конфеты, рулеты валяются в грязи на мостовой и на помятом панцире его боевой крысы… А с неба льет противная холодная влага, и мимо Хватсона время от времени проносятся по воздуху какие-то мелкие металлические предметы и норовят ударить по голове – только успевай уворачиваться!

Прямо под ногами Крыса валялись всевозможные сласти, и он начал их заглатывать в огромном количестве

А его главное оружие – обкормленный сыром (и живыми существами) Великий Крыс (он же – Щур) – доживает, судя по всему, последние минуты: тяжело дышит, беспрерывно стонет, и его тело рвется изо всех трещин, пазов и брешей панциря, как нагретый плавленый сыр из мелкой кастрюли…

И вдруг что-то случилось. Быть может, не совсем то, чего ожидал и страшился Хватсон, но определенно то, чего он никак не хотел. И прямая вина в этом лежала на кондитерских изделиях.

О нет, качество у них было выше всех похвал – дело совсем в другом. В том, что раскормленный Крыс успел основательно проголодаться, несмотря на все неблагоприятные обстоятельства, и, когда после разгрома кондитерской увидел на земле, прямо под ногами, всевозможные сласти, не мог удержаться и с урчанием принялся их заглатывать. Особенно ему понравились булочки с кремом – их было много, а крем заварной и очень жирный, – он проглотил их огромное количество…

И вскоре после этого в животе у него началось бурчание, оно становилось все сильнее, громче, стало, наконец, оглушительным – и тогда произошел этот самый ТРАХ-БАХ-ТАРАРАХ!..

Фремли лопнул, треснул, разлетелся на сырные кусочки, капли, брызги – и все вокруг стало мгновенно желтоватым, желтым, шафрановым… Покрылось гладкой, скользкой и упругой сырной пленкой…

Все вокруг покрылось сырной пленкой

Артур подпрыгнул, крылья подхватили его, он полетел к дверям машинного зала, но по дороге вспомнил еще о двух узниках Хватсона – двух мышках в бутыли. Артур влетел в комнату и схватил со стола бутыль.

Когда он уже вылетал из дома, раздался оглушительный взрыв, его кинуло куда-то в сторону – он смутно помнил, что вместе с ним летели оконные рамы, двери, и кто-то, кажется, схватил его за ноги, притянул к земле… Потом был провал в памяти, а теперь, когда он очнулся, вокруг царила полная тишина, а сам он лежал непонятно где и был накрыт с головой чем-то тяжелым и вязким, затрудняющим дыхание.

Он попробовал встать, но ничего не получилось: что-то придавливало к земле. Тогда он попытался освободить руки, это тоже не удалось, однако одним из пальцев он сумел проковырять дырку в покрывале, оказавшемся тугой скользкой пленкой желтоватого цвета, остро пахнувшей сыром. Он продолжал расковыривать пленку, она подалась – и вот он уже смог подняться на ноги.

Он стоял посреди желтой улицы. С его желтых крыльев свисали желтые хлопья сыра. Все вокруг было покрыто желтой, сверкающей на солнце пеленой. Словно поле под желтым снегом. Или озеро под желтым льдом. Он вспомнил, что произошло, и оглянулся. Посмотрел на Сырный Холл. Но его не было! Были желтого цвета развалины, тоже красиво блестевшие под лучами солнца. Однако рядом дома оставались целыми, за исключением кондитерской, только очень пожелтели.