Эмми фон Роден - Дочь музыканта

В это время раздался звон колокольчика у двери в лавку. Герр Бутц выпустил облачко дыма и сказал спокойно:

– Слышишь, кто-то пришел. Пойди посмотри.

Фрау Бутц многое не успела сказать мужу. На языке у нее вертелось еще немало ядовитых слов, но колокольчик снова прозвонил. Женщина подхватила юбки и двинулась к двери.

Она уже закрыла лавку, справедливо полагая, что в такую непогоду желающих отведать свежей выпечки уже не будет. Поэтому теперь она, раздраженно отодвинув засов, открыла только верхнюю половину двери и с грохотом опустила деревянную доску, служившую прилавком, на котором отпускали товар припозднившимся покупателям.

За дверью стоял изможденный сутулый человек. Фрау Бутц сразу его узнала. Этот музыкантишка снимал у них каморку на чердаке и все время задерживал арендную плату. Она часто видела, как он бродил по улице с маленькой дочерью, неизменно держа скрипку в сухих жилистых руках. Его убогие лохмотья не спасали от холода, он весь дрожал на пронизывающем ветру. «От этого покупателя большой выгоды не будет», – с брезгливостью подумала фрау Бутц, но все же приняла протянутую монету.

– Добрый день, фрау Бутц. Два пирожка с повидлом, пожалуйста, – сказал музыкант и зашелся в судорожном приступе кашля.

От слабости он был вынужден опереться о стену, чтобы не упасть.

«Кожа да кости, – подумала жена пекаря. – Сразу видно, что его дни сочтены». Правда, он и раньше не выглядел здоровым. За те пять лет, что он снимал у них жилье, фрау Бутц уже не раз предрекала ему скорую смерть. Однако музыкант был на редкость выносливым человеком, и каждый день в любую погоду у фонтана на Рыночной площади можно было услышать нежные звуки скрипки. На фрау Бутц они всегда наводили непонятную тоску и рождали в сердце смутную тревогу, словно она потеряла важную вещь и никак не могла ее найти.

Было видно, что сегодня бродяга страдает гораздо сильнее, чем обычно. Хозяйка завернула пирожки в бумагу, положила на деревянный прилавок, а он замешкался и никак не мог взять сверток озябшими руками. Фрау Бутц молча ждала, когда он наконец уберется. Из двери дуло, и женщине не терпелось поскорее закрыть ее, чтобы не выстуживать дом.

Хозяин услышал знакомый кашель, поднялся со своего кресла и тоже вышел в лавку. Он отодвинул жену в сторону и открыл входную дверь настежь.

– Герр Брандт, добрый вечер, – радушно сказал он, дружески опустив руку на плечо музыканта в старом штопаном плаще. – Зайдите к нам погреться. В такое ненастье никакая одежда не спасет от холода. У вас сегодня прямо дьявольский кашель.

Больной покорно позволил провести себя в лавку.

Фрау Бутц была совсем не в восторге, что муж потащил в дом этого нищего. Она была из тех людей, которым чуждо всякое милосердие. Вообще она любила только себя и своих детей и особенно была привязана к старшему сыну, Бруно, баловала его безо всякой меры, потакала капризам и не чаяла в нем души.

Она не понимала, почему муж всегда благоволил музыканту, радовался ему, норовил сунуть бесплатно лишнюю булочку. Никакого проку в таком расточительстве она не видела.

«Только начни помогать этому нищему сброду, – думала она, – и посадишь себе на шею. Сегодня дашь кусок хлеба одному, а завтра у твоего дома соберется целая дюжина бродяг. Попробуй потом от них отвязаться, только и знают, что ныть и жаловаться на жизнь. Лучше бы попробовали работать!»

За всю жизнь она и гроша на улице не подала, потому что считала бедняков лентяями и недоумками, которые не умеют вести дела. А что касается музыканта, то он, по ее мнению, был самым бесполезным существом на свете. Ей и теперь не пришло в голову посочувствовать больному. Женщина угрюмо смотрела, как он прошел по натертым до блеска деревянным полам и как на их безупречной поверхности рваные башмаки оставили грязные следы.

– Вот, герр Брандт, выпейте бокал травяного бальзама, подкрепите силы, – предложил добрый пекарь.

Он поставил на стол плотно закупоренную бутылку.

Этого фрау Бутц снести не могла. Бальзам предназначался специально для Бруно, чтобы бедный мальчик мог подкрепить здоровье, вернувшись из школы. Ведь ему приходилось так много учиться. А муж собирался отдать драгоценную жидкость какому-то побирушке!

– Это бальзам для Бруно! – воскликнула она возмущенно. – Я его сама покупала! – На последних словах женщина сделала особенное ударение и несколько раз ткнула себя толстым указательным пальцем в грудь. – Это мой подарок ему на день рождения.

Вплотную подойдя к мужу, она попыталась выхватить бутылку у него из рук. Но герр Бутц крепко ее держал. Он холодно посмотрел на жену и угрожающе произнес:

– Не стоит этого делать, Хельга. Обойдется твой Бруно, а бальзам больше пригодится больному.

Он повернулся к музыканту и совсем с другой интонацией сказал:

– Вот, возьмите с собой, герр Брандт, будете добавлять понемногу в чай. Вам сразу станет легче.

Он отдал бутылку гостю и под испепеляющими взглядами жены пошел в кладовую. Там он щедрой рукой отсыпал в бумажный кулек пирожков, ванильных кренделей с изюмом, маковых бубликов и вернулся в гостиную.

– А вот и ваша сдоба, – сказал он и протянул кулек герру Брандту, стараясь не замечать, как супруга мечет молнии из-под чепчика. – Это для вашей девочки, она такая худенькая, пусть хоть немножко поправится.

– Вот уж чудо из чудес! Наверное, первый случай, что кто-нибудь поправится благодаря музыке, – издевательски воскликнула фрау Бутц. – Это же просто невыносимо – с утра до вечера слушать пиликанье ее скрипки. С раннего утра и до позднего вечера, пока солнце не сядет. Каждый божий день! Так и хочется заткнуть уши. Чтоб вы знали, герр Брандт, ваш сосед сапожник очень жалуется. Он сказал, что уедет в деревню под Новый год, лишь бы не слышать за стеной назойливого пиликанья. Но что нам сапожник, правда? Он же обыкновенный человек, платит вовремя за квартиру, не то что некоторые…

И она пронзила музыканта острым взглядом, словно подчеркивая: «Да-да, это я вас имею в виду».

– Прошу вас, фрау Бутц, потерпите пару недель, – с мольбой обратился к ней музыкант. – Я скоро сполна заплачу вам долги. Дела у меня идут куда лучше, и мне предложили работу в кирхе 1 1 Ки́рха – лютеранская церковь. , органист переехал в другой город. Я приступаю со следующей недели, и мне даже заплатили аванс, вот!

Он вытащил из кармана три марки и показал хозяйке, просяще глядя на нее.

– Я от вас столько раз слышала пустые обещания, – резко сказала она, – что не верю ни одному слову.

– Нет-нет, фрау Бутц, на этот раз все будет хорошо! Иначе бы мне не дали аванс. Я только прошу вас, не запрещайте дочери играть. Понятно, что сапожнику надоело слушать детские гаммы, но без того нельзя научиться играть. Скрипка – единственное утешение моей девочки, Миньона зачахнет от горя, если не будет упражняться.