Элинор Портер - Поллианна

Двое из его викариев были на ножах из-за такого пустяка, который возвести в степень можно лишь будучи сумасшедшим! Три наиболее активные прихожанки ушли из дамского благотворительного комитета лишь потому, что какие-то мелкие, едва тлеющие угольки ничтожной лжи были раздуты досужими языками во всепожирающее пламя скандала! Церковный хор раскололся из-за споров о том, кому следует поручить исполнение сольной партии. Даже Общество христианской взаимопомощи погрязло в интригах и сплетнях! С тех пор, как двое из членов его правления публично друг друга оскорбили, брожения в нём стали обыденным делом. Однако последней каплей стало прошение об отставке, поданное директором и двумя учителями воскресной школы. Собственно говоря, именно это событие и привело вконец измученного тяготами своей жизни священника в Пендлтонский лес, где можно было молиться и размышлять в тишине.

Здесь, под сенью вековых деревьев, преподобный Пол Форд наконец решился взглянуть правде в глаза. А правда, по его мнению, состояла в том, что дела его церкви пришли в полнейший упадок. Необходимы были срочные меры. Ибо всё, решительно всё зашло в тупик. Народ не шёл ни на воскресные службы, ни на молитвенные собрания, устраиваемые по будним дням, ни на благотворительные чаепития, ни даже на ужины и приёмы. Правда, некоторые из его помощников пока ещё не потеряли совесть. Однако их старания почти всегда были несогласованны, и к тому же, они вечно оглядывались на всех этих вездесущих бездельников, которые только и умели, что чесать языки!

Преподобный Пол Форд отлично понимал, что всё это наносит непоправимый ущерб не только церкви, городу и ему самому как священнику, но и христианству вообще! И ущерб этот будет лишь неуклонно расти, если он не…

Ясно, что требуются безотлагательные меры. Но какие?

Нахмурившись, пастор медленно извлёк из кармана набросок предстоящей воскресной проповеди. С великой суровостью в лице он внушительным голосом прочёл вслух избранные им в этот раз библейские строки:

«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам; ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете.»

«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что поедаете домы вдов и лицемерно долго м олитесь; за то примете тем большее осуждение.»

«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даёте десятину с мяты, аниса и тмина, а оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять.»

Пришёл час, наконец, обличить их пороки! Здесь, в лесной чаще, низкий и звучный голос пастора буквально брал за душу. Даже птицы и белки притихли, как будто охваченные благоговейным трепетом. И преподобный отец живо представил, как прозвучат эти слова в воскресенье, когда в священной тишине храма он произнесёт их перед своими прихожанами.

Перед своими неразумными братьями и сёстрами! Сможет ли он? Осмелится ли говорить? Но и молчать – осмелится ли? Уже сами по себе эти обличительные слова вызывают ужас! Даже если от себя он совсем ничего не прибавит…

Он всё молился и молился. С глубокой верой в сердце он умолял Господа о помощи, умолял послать ему совет. Более всего на свете он желал принять перед лицом постигших его несчастий единственно верное решение. Да, но только будет ли это верным?

Священник медленно собрал свои листы и положил их обратно в карман. Затем, со вздохом, похожим на стон, он в полном изнеможении опустился на землю да так и остался сидеть под деревом, закрыв лицо руками.

Именно здесь и увидела его возвращавшаяся от Мистера Пендлтона Поллианна. Тихо вскрикнув, она тотчас подбежала к нему.

– Ах! Ах, Мистер Форд! Надеюсь, вы ничего не сломали? – взволнованно спросила она.

Священник открыл лицо и взглянул на склонившуюся над ним девчушку. Он попытался улыбнуться.

– Нет, дитя моё, ничего… Я просто… отдыхаю.

– Ах! – с облегчением вздохнула Поллианна. – Тогда всё в порядке. Видите ли, когда я однажды вот так же случайно наткнулась на Мистера Пендлтона, оказалось, что он сломал ногу! Правда, он лежал, а не сидел…

– Не беспокойтесь, Мисс, я ничего не сломал. Ничего из того, что в силах исцелить… земные лекари…

Последние слова прозвучали очень тихо, но Поллианна их всё же расслышала. Лицо её тотчас сделалось необыкновенно серьёзным, а глаза зажглись живым сочувствием.

– Я знаю, о чём вы. Что-то вас гложет. С моим папой такое тоже часто бывало. Наверное, это у всех священников. Видите ли, на них возложена такая огромная ответственность…

Преподобный Пол Форд изумлённо обернулся.

– А разве ваш папа тоже был священником, Поллианна?

– О да, сэр. Разве вы не знали? Я думала, это всем известно. Он женился на сестре тёти Полли – ну, то есть, на моей маме…

– Да, я понял. Но, видите ли, я здесь пастором всего лишь несколько лет и не могу знать всего, что происходило в городе в прежние годы.

– Нет, сэр – ну, то есть, конечно, сэр, – улыбнулась Поллианна.

Последовала долгая пауза. Всё ещё сидевший под деревом священник, казалось, напрочь забыл о присутствии малышки. Он вновь вынул из кармана свои бумаги; но он их не читал. Вместо этого он смотрел на лежащий поодаль на земле листок – а ведь листок этот даже не был красив! Он был сухой и бурый. Поллианна, посмотрев на пастора, почувствовала смутную жалость.

– Погожий денёк выдался, правда? – с надеждой в голосе начала она.

Сначала священник не ответил; однако уже через мгновение, вздрогнув, поднял на неё взгляд:

– Что? Ах! Да-да, очень погожий!

– И совсем не холодно, хотя уже и октябрь, – воодушевившись, заметила малышка. – У Мистера Пендлтона в камине горит огонь, но не для тепла, а просто чтобы смотреть. А вы любите смотреть на огонь?

В этот раз ответа не последовало. Немного подождав, Поллианна решила попробовать снова – на этот раз зайдя с другой стороны:

– Скажите, сэр, а вам нравится быть священником?

На сей раз преподобный Джон Форд мгновенно поднял на неё взгляд.

– Нравится ли мне… Какой странный вопрос! Что вас заставило его задать, дитя моё?

– Ничего… Разве что ваш невесёлый вид! Я вспомнила папу. Он тоже иногда… бывал таким.

– Правда? – тон его был весьма учтив, однако думал он о своём. Глаза его вновь обратились к увядшему листу.

– Да, и я, бывало, спрашивала его так же, как вас, нравится ли ему быть священником.

Сидящий под деревом человек грустно улыбнулся.

– И что же он вам отвечал?

– Ах, он, разумеется, всегда говорил, что да, но часто добавлял, что не стал бы оставаться им ни минуты, если бы не стихи радости.

– Если бы не – что? – преподобный Пол Форд оторвал взгляд от листка и с интересом взглянул на оживлённое личико Поллианны.