Трент Далтон - Мальчик глотает Вселенную

Алекс.

P. S.

Ты уже звонил своему отцу? Я не лучший человек, чтобы судить об отношениях отца с сыном, но считаю, если ты так много думал о нем, то есть нехилая вероятность, что он тоже думал о тебе.

Субботним утром мы с Дрищом пишем письма. Мама с Лайлом опять ушли в кино, вот такие они страстные любители синематографа. Они собирались посмотреть «Осьминожку». Август и я просились с ними. Они снова сказали «нет». Это уже смешно. Долбаные дилетанты.

– «Осьминожка» – это о чем? – спрашивает Дрищ, яростно строча правой рукой, причем удивительно аккуратным почерком.

Я отрываюсь от своего ответного письма.

– Джеймс Бонд сражается с морским монстром с восемью вагинами.

Мы сидим за кухонным столом со стаканами какао и нарезанными апельсинами. Дрищ слушает скачки на ипподроме «Игл Фарм» по приемнику, стоящему возле кухонной раковины. Август пристроил на зубах четвертушку апельсиновой кожуры, как Рэй Прайс – свою капу. На улице жарко и душно, потому что сейчас лето и это Квинсленд. Дрищ снял футболку, и я могу видеть его грудную клетку доходяги, как будто он медленно умирает у меня на глазах от своей диеты из сигарет и печали.

– Ты хоть ел, Дрищ?

– Не начинай, – отмахивается он, зажав самокрутку в уголке рта.

– Ты похож на привидение.

– Дружелюбное привидение? – спрашивает он.

– Ну, не враждебное.

– Что ж, ты и сам не бронзовая статуя, малец. Как продвигается твое письмо?

– Почти готово.

Дрищ провел в Богго-Роуд в общей сложности тридцать шесть лет. Ему не разрешали переписку большую часть его срока в Д-9. Он знает, что означает хорошее письмо для человека за решеткой. Это связь с волей. Человеческая поддержка. Пробуждение от кошмарного сна. Дрищ годами пишет заключенным в Богго-Роуд, подписываясь фальшивыми именами в графе «Отправитель», потому что надзиратели никогда не пропустят письмо от Артура «Дрища» Холлидея – человека, который знает, как сбежать из их крепости с красно-кирпичными стенами, лучше, чем кто-либо другой.

Дрищ познакомился с Лайлом в 1976 году, когда они оба работали в брисбенской автомобильной мастерской. Дрищу тогда было шестьдесят шесть. Он отсидел двадцать три года из своего пожизненного срока и трудился по схеме «освобождение для работы», днем работая под надзором на воле, а на ночь возвращаясь в тюрьму. Дрищ и Лайл хорошо сработались, перебирая автомобильные двигатели. Они быстро нашли общий язык – сленг механиков и сленг времен своей беспутной юности. Иногда по пятницам Лайл засовывал длинные рукописные письма в рюкзак Дрища, чтобы тот нашел их в выходные и друзья могли бы продолжить свои беседы с помощью убогого почерка Лайла. Дрищ однажды сказал мне, что готов умереть за Лайла.

– Но затем Лайл пришел и попросил кое о чем потруднее, чем смерть.

– О чем, Дрищ?

– Он попросил меня присмотреть за вами, двумя спиногрызами.

Два года назад я застал Дрища пишущим письма за кухонным столом.

– Я пишу заключенным, которые не получают писем от родных и друзей, – сказал он.

– А почему их родные и друзья не пишут им? – спросил я.

– У большинства из этих парней никого нет.

– А можно я напишу кому-нибудь?

– Конечно, – кивнул он. – Почему бы тебе не написать Алексу?

Я взял ручку и бумагу и уселся за стол рядом с Дрищом.

– О чем мне писать?

– Напиши о том, кто ты и чем занимался сегодня.

Дорогой Алекс!

Меня зовут Илай Белл. Мне десять лет, и я учусь в пятом классе Даррской государственной школы. У меня есть старший брат по имени Август. Он не разговаривает. Не потому, что не может говорить, а потому, что не хочет. Моя любимая игра на «Атари» – «Missile Command», моя любимая команда регби – «Параматта Илз». Сегодня мы с Августом ездили кататься в Иналу. Мы нашли парк, от которого отходил канализационный тоннель, достаточно большой, чтобы мы могли в него забраться. Но нам пришлось вылезти, когда какие-то мальчишки-аборигены сказали, что это их тоннель и что мы должны убраться, если не хотим получить трепку. У самого большого из пацанов-аборигенов был здоровенный шрам через правую руку. У того, которого Август избил, прежде чем они все убежали. По дороге домой на тропинке мы увидели стрекозу, поедаемую заживо зелеными муравьями. Я сказал Августу, что мы должны избавить стрекозу от страданий. Август хотел оставить все, как есть. Но я наступил на стрекозу и раздавил ее насмерть. Однако когда я на нее наступал, то убил тринадцать зеленых муравьев по ходу дела. Как вы думаете, может, мне стоило просто оставить стрекозу в покое?

Искренне ваш,

Илай.

P. S.

Мне жаль, что вам никто не пишет. Я буду продолжать писать вам, если захотите.

Две недели спустя я был вне себя от радости, получив от Алекса ответное письмо на шести страницах, причем три оказались посвящены воспоминаниям о тех временах детства Алекса, когда его тоже запугивали мальчишки в канализационных тоннелях, и о драке, которая затем последовала. После отрывка, в котором Алекс подробно описывал анатомию человеческого носа и указывал, насколько он слаб по сравнению с быстро подставленным лбом, я спросил Дрища, с кем именно я подружился по переписке.

– Это Александер Бермудес, – ответил он.

Приговоренный к девяти годам заключения в тюрьме Богго-Роуд после того, как полиция обнаружила шестьдесят четыре незаконно ввезенных советских автомата АК-74 в сарае на заднем дворе его дома в Эйч-Майл-Плейнс, которые он собирался распространить среди членов банды мотоциклистов-преступников «Повстанцы», служивший когда-то в Квинсленде парламентским приставом.

– Не забывай быть конкретным, – всегда говорит Дрищ. – Подробности. Вставляй все детали. Парни ценят все это подробное дерьмо из повседневной жизни, которого они больше не получают. Если у тебя есть учительница, которая тебе нравится, расскажи им, как выглядят ее волосы, как выглядят ее ноги, что она ест на обед. Если она учит тебя геометрии, расскажи, как она рисует долбаный треугольник на школьной доске. Если ты вчера мотался в магазин за пакетиком конфет – ездил ли ты на своем велике, ходил ли пешком, видел ли радугу по пути? Ты купил леденцы, ириски или карамельки? Если на прошлой неделе ты ел хороший кусок мяса – был это стейк с горошком, карри или говядина с грибами? Больше подробностей.

Дрищ продолжает писать свою страницу. Он втягивает дым, его щеки сжимаются, и я вижу очертания черепа под кожей, а короткая на затылке и по бокам стрижка с «площадкой» сверху делает Дрища похожим на чудовище Франкенштейна. Оно живое. Но… надолго ли, Дрищ?

– Дрищ.

– Да, Илай.

– Могу я задать тебе вопрос?

Дрищ прекращает писать. Август тоже прерывает свое занятие. Они оба смотрят на меня.