Трент Далтон - Мальчик глотает Вселенную

– Так. Дальше.

– А значит, вскоре предложение не будет удовлетворять спрос. Тут появятся тысячи наркоманов, бегающих по Дарре и Ипсвичу в поисках дозы, но единственной организацией, имеющей наркотики, будет АФП, а они не продадут.

– Ну и?..

– Итак, мы покупаем сейчас. Покупаем один раз и большую партию. Спрячем в землю, зароем на год, на два, пускай АФП превратит эту заначку в алмаз.

Лайл поворачивается ко мне и оглядывает с ног до головы.

– Я думаю, тебе нужно прекратить болтаться с Дарреном Дангом, – говорит он.

– Плохой ход, – возражаю я. – Даррен – это наш подход к Бич. Ты будешь подбрасывать меня до дома Даррена, а затем болтать с Бич как ответственный, любящий опекун, и в конце концов она станет доверять тебе достаточно, чтобы продать десять килограммов героина.

– Ты отклоняешься от сути, малыш, – произносит Лайл.

– Я спрашивал Даррена о рыночных ценах. Он говорит, что десять кило героина, проданные даже по текущим ценам в 15 долларов за грамм, дадут выручку 150 тысяч долларов. Оставь эту заначку в покое на год или два, и я гарантирую, что ты получишь продажную цену в 18, 19, 20 долларов за грамм. Приличный дом в Гэпе можно купить за 71 тысячу. Нам хватит на два дома, и еще останется мелочь, чтобы выкопать плавательные бассейны возле обоих.

– А если Титус узнает, что я проворачиваю маленькую операцию на стороне, и пошлет Ивана Кроля, чтобы задать кое-какие вопросы? Что тогда будет?

На это у меня ответа нет. Я продолжаю идти. Пустая жестянка из-под лимонада валяется в водосточном желобе, и я пинаю ее правым ботинком. Она скачет по асфальту посреди улицы.

– Не хочешь это поднять? – спрашивает Лайл.

– Что поднять? – не понимаю я.

– Банку, Илай, гребаную банку, – раздраженно говорит он. – Взгляни вокруг. Заброшенные аттракционы в парке, долбаные обертки из-под чипсов и сраные подгузники валяются повсюду. Когда я был пацаном, эти улицы были чистыми, как стекло. Люди загадили эти улицы. Это место было таким же красивым, как твой драгоценный Гэп. Говорю тебе – вот так это и начинается. Сперва матери и отцы в Дарре начинают выбрасывать использованные подгузники на улицу, а дальше они жгут покрышки возле Сиднейской оперы. Вот так Австралия превращается в дерьмо, с простого пинка банки на середину улицы.

– Думаю, что широко распространенное употребление героина в пригородах – более веская причина разрухи, – предполагаю я.

– Просто подбери банку, умник.

Я поднимаю жестянку.

– Капля в озере, – говорю я.

– Что-что? – переспрашивает Лайл.

– Волновой эффект. Круги по воде. – Я подбрасываю банку в руке. – Что мне с ней делать?

– Брось вон в ту урну, – велит Лайл.

Я кидаю банку в черную урну на обочине, доверху забитую коробками из-под пиццы и пустыми пивными бутылками. Мы идем дальше.

– Какая еще капля в озере? – допытывается Лайл.

Это просто моя жизненная теория. Мы смотрим, как мама с Августом теперь играют в догонялки, мелькая туда-сюда в промежутках между бревнами, огораживающими парк.

– Капля в озере – это мамин папаша, который бросил ее, когда она была ребенком, – говорю я. – Вот начало всех волн в ее жизни. Старикан убрался, оставив бабушку с шестью детьми в обувной коробке в западном пригороде Сиднея. Мама старшая, так что она бросила школу в четырнадцать лет, чтобы найти работу и как-то помочь бабушке оплачивать счета и ставить еду на стол. Затем через два или три года она обозлилась на бабушку, потому что имела мечты, знаешь ли. Она хотела стать адвокатом или кем-то вроде того, помогать детям бедняков западного Сиднея выбраться из того пригорода, Силверуотера. Она ушла из дома и отправилась автостопом через всю Австралию, проехала пустыню Налларбор и добралась до Западного побережья, где устроилась официанткой в гостиницу «Роза и Корона»; и какой-то больной ушлепок приставил ей нож к горлу, когда она ночью возвращалась домой одна после смены, затолкал ее в свою машину и повез куда-то по темному шоссе; и кто знает, что за херню он собирался с ней сделать, но он сбросил скорость из-за каких-то дорожных работ на том шоссе, рядом с дорожной бригадой, которая расширяла дорогу ночью. И вот мама, самая храбрая женщина в мире, просто выпрыгивает из машины на ходу в пятидесяти шагах от дорожников, и ломает правую руку об асфальт, и рассекает ноги; но она достаточно умна, чтобы вскочить и бежать изо всех сил, как бегала, когда была девочкой, которая побеждала в каждом школьном забеге на короткую дистанцию; и она мчится к огням той бригады, а этот больной ублюдок в машине начинает сдавать задним ходом вслед за ней, но мама влетает в передвижную чайную на колесах, где внутри сидят трое рабочих, у которых перекур, и кричит в истерике о том, что случилось; и один парень выскакивает за дверь и видит, как машина того психа с визгом уносится вдаль по шоссе, и этот парень возвращается в чайную и говорит: «Теперь ты в безопасности, ты под защитой»; и этот парень из дорожной бригады – Роберт Белл, мой отец.

Лайл замирает на месте.

– Черт, – говорит он.

– Она никогда не рассказывала тебе об этой капле в озере?

– Нет, Илай. Никогда.

– Ты действительно думаешь, что Титус пришлет за нами Ивана Кроля? – спрашиваю я.

– Бизнес есть бизнес, малыш, – говорит Лайл.

– Это правда – вся та хрень о нем? – продолжаю я.

– Какая хрень?

– Даррен рассказывал мне, что он делает с телами. Это правда?

– Я никогда не стремился выяснить это, Илай, и если ты желаешь себе добра, то перестанешь лезть ко всем с вопросами, что именно Иван Кроль любит делать с телами мертвых преступников.

Мы идем дальше.

– Так что мы делаем завтра? – интересуюсь я.

– Вы – идете в школу, – отвечает он.

– А что мы делаем в субботу? – спрашиваю я, непотопляемый, несгибаемый.

– У нас с Тедди есть кое-какие дела в Логан-Сити.

– А можно нам с вами?

– Нет, – отвечает Лайл.

– Мы просто посидим в машине.

– За каким чертом тебе это нужно? Что ты будешь там делать?

– Я же говорил тебе, что могу следить за обстановкой.

– А что ты ожидаешь увидеть, Илай?

– То же самое, что и сегодня. То, что не можешь увидеть ты.

– Что, например?

– Например, что Тедди влюблен в нашу маму.

Капля в озере. Маму попросили войти в комитет по организации школьного праздника, который будет собираться каждую субботу весь месяц. Она сама хочет этого, потому что раньше никогда не занималась ничем подобным. Она ненавидит всех тех коров из родительского комитета, но это не означает, что она не хочет чувствовать себя одной из них хотя бы изредка.

А Дрищ заболел. Сперва его грудь начала ходить ходуном, затем моча приобрела цвет ржавчины, и доктор сказал ему, что у него воспаление легких. Он укрылся, чтобы отлежаться, в маленькой съемной квартирке в Редклиффе, на другой стороне Брисбена от нас.