Дэвид Митчелл - Утопия-авеню

– Все-таки я плохо понимаю Дилана. Вот сейчас он поет «ты притворяешься совсем как женщина», потом… что там? – «любишь совсем как женщина, страдаешь совсем как женщина, а расстраиваешься как девчонка…». Он что, критикует свою подругу? Или говорит это обо всех женщинах? Или как вообще? Неужели нельзя выразиться яснее?

– Ну, все понимают по-своему. Мне, например, такой подход нравится.

Она пальцем обводит его сосок:

– Твои песни мне нравятся больше.

– Так я тебе и поверил! Ты небось всем парням это говоришь.

– У тебя стихи – как истории. Как путешествие. И у Эльф тоже.

– А у Джаспера?

– Песни Джаспера больше похожи на дилановские…

– Ну вот, теперь мне придется его убить. Из зависти.

– Не надо. Где мы тогда будем с тобой встречаться?

– Нам и в «Гайд-Парк Эмбасси» было неплохо.

– Любовникам следует менять места свиданий…

«Похоже, у нее это не первая интрижка», – думает Дин.

– Гостиничная обслуга умеет держать все в секрете, если размер чаевых их устраивает, но Лондон – город сплетен, а Тони – человек известный.

– А когда он вернется из Лос-Анджелеса?

– К концу месяца. Но точно пока не знаю.

В коридоре звонит телефон.

«Тед Сильвер, – думает Дин. – С новостями про Мэнди Крэддок».

В коридоре – дзинь-дзинь – надрывается телефон.

– Возьмешь трубку? – спрашивает Тиффани.

В коридоре – дзинь-дзинь – надрывается телефон.

– Да ну его. Мне с тобой хорошо.

В коридоре – дзинь-дзинь – надрывается телефон.

– Тони уже несся бы сломя голову, – говорит Тиффани. – У него на телефон рефлекс, как у собаки Павлова.

В коридоре – дзинь-дзинь – надрывается телефон.

Дин догадывается, что Павлов – какой-нибудь русский режиссер. Телефон умолкает.

– Впервые за долгое время меня не покидают ради телефонного звонка, – вздыхает Тиффани.

В замке входной двери поворачивается ключ.

Тиффани вздрагивает.

– Это Джаспер, – говорит Дин. – На двери моей спальни висит табличка «НЕ БЕСПОКОИТЬ».

Тиффани не по себе.

– Ты же сказал, что его весь день не будет.

– Ну, может, у него планы изменились. Не бойся, он сюда не войдет.

– О нас никто не должен знать. Нет, правда, я не шучу.

– И я тоже. Я тоже не хочу, чтобы о нас кто-то знал. Пойду предупрежу Джаспера, что у меня застенчивая гостья. Как ты соберешься уходить, он спрячется. Он вообще не любопытствует. Все в порядке.

Дин натягивает трусы, накидывает на плечи халат…

На кухне Джаспер пьет молоко.

– Как выставка? – спрашивает Дин.

– Впечатляюще. Но Луиза договорилась взять интервью у Мэри Куант, поэтому они с Эльф ушли, а я вернулся пораньше.

– Эльф с Луизой часто встречается.

Джаспер смотрит на него:

– А ты занимался сексом.

– С чего ты взял?

– Засосы, трусы, халат и… – Джаспер принюхивается. – Пахнет перезрелым сыром бри.

«Фу-у-у!»

– Слушай, она девушка стеснительная, не хочет попадаться тебе на глаза. Уйди, пожалуйста, к себе в комнату.

– Ладно. Только в шесть придет Эльф, так что вы не задерживайтесь. Я-то за вами подглядывать не буду, а вот Эльф обязательно поинтересуется.

В «Лунном ките» Бетани поглядела на Дина из-за пишущей машинки и сказала, почти как ни в чем не бывало:

– Доброе утро, Дин.

– Доброе утро, Бетани. Ну, я тут…

– Тед с Левоном тебя ждут.

И снова затрещала клавишами.

Дин постучал, приоткрыл раздвижные двери кабинета Левона.

Менеджер и юрист сидели у журнального столика, курили.

– Ну вот, помянули черта… – улыбнулся Тед.

– Садись, – без улыбки предложил Левон.

Дин прислонил «фендер» к картотечному шкафчику и сел. Закурил пятую «Мальборо» за утро.

– Что ж, зададим вопрос, которым из века в век задается человечество. Ты – отец?

– Не знаю. И никакой Аманды не помню. У меня много знакомых девушек, только я их имена не записываю в ежедневник.

Левон берет со стола свой ежедневник и достает оттуда фотографию девушки с ребенком на руках. Девушка темноглазая, темноволосая, с неуверенной улыбкой. Ребенок как ребенок. Как все младенцы. Маму Дин мысленно относит к категории «я б не отказался».

– Ну как? Вспомнил что-нибудь? – спрашивает Левон.

– Не-а. Ничего конкретного.

– А вот мисс Крэддок назвала конкретную дату. Двадцать девятое июня. Фестиваль братской любви в концертном зале «Александра-пэлас». Вы играли между Blossom Toes и Tomorrow . И если верить ей, вы познакомились за кулисами, во время сета The Crazy World of Arthur Brown , потом пошли к ней домой, в квартиру над прачечной, а через девять месяцев… – Левон показывает фотографию, – родился Артур Дин Крэддок.

Огромное облако сомнений моментально схлопывается в крошечную белую точку, как экран выключенного телевизора, и пропадает. «Ах ты ж черт!» Прачечная. «Мэнди», а не «Аманда». Она тогда спросила: «А мы с тобой еще увидимся?» – а Дин, как обычно, ответил: «Давай не будем портить воспоминания о чудесной ночи». Ее мать складывала белье на первом этаже. Посмотрела на Дина, но ничего не сказала, и он вышел на тихую воскресную улочку.

– Ага, я с ней спал.

– Что еще не является доказательством того, что отец – ты, – сказал Тед Сильвер. – Ни с юридической точки зрения, ни с точки зрения прав наследования. Мать-одиночка может и солгать.

Дин с надеждой посмотрел на фотографию и тут же устыдился сам себя. Похож ребенок на Моссов? Или на Моффатов? Хотелось показать фотокарточку бабуле Мосс, но было страшно. Ох она и разозлится!

– А говорят, делают такой анализ крови…

– Анализ на группу крови исключает отцовство только в тридцати процентах случаев, – отмахнулся юрист. – Не стоит на него полагаться.

– И что же мне делать?

Тед Сильвер взял имбирное печеньице.

– Можешь сказать, что никогда не встречался с мисс Крэддок. Но делать этого я не советую. Если дойдет до суда, придется давать ложные показания. А это чревато неприятностями. – Он захрумкал печеньем. – Можно сказать, что вы с мисс Крэддок действительно вступали в, гм, сношения, но ты не признаешь отцовства. – (Хрум-хрум.) – А можно признать отцовство и начать переговоры о компенсации.

– И о какой сумме идет речь?

– Тут уж как договоримся, само собой.

– Само собой. Но…

– Но на месте семейства Крэддок я бы потребовал единовременную выплату в размере суммы, которую им заплатили бы в бульварной прессе за подобную историю, плюс ежемесячные алименты с учетом инфляции до достижения ребенком восемнадцатилетнего возраста.

– Ни фига себе. Это до какого же года?

– До тысяча девятьсот восемьдесят шестого.

Это было какое-то невообразимое будущее.

– И сколько же надо денег?

– Тысяч пятьдесят, а то и больше. С учетом инфляции.

Кабинет завертелся, как ярмарочная карусель. Дин закрыл глаза, чтобы не кружилась голова.