Дэвид Митчелл - Утопия-авеню

Звонит телефон. Кенни бледнеет, дрожит.

– Ничего страшного, – говорит Дин. – Наверное, это Эльф звонит – сказать, что задерживается.

Кенни съеживается, как перепуганный зверек:

– Нет, это он.

– Кенни, честное слово, я его в последний раз видел месяц назад, мельком, на вечеринке. – Дин снимает трубку. – Алло?

– Дин, куда ты запропастился? Это Род Демпси.

У Дина перехватывает дух от неожиданности.

– Род?!

Кенни пятится к двери, мотает головой.

– А что это у тебя вдруг с голосом? – с добродушным смешком спрашивает Род. – Типа, помяни черта, а он тут как тут?

«Вот тебе и доказательство…»

Кенни уже нет в коридоре. За приоткрытой входной дверью сгущаются сумерки. «Я должен соврать как можно убедительнее, иначе Кенни ничем не поможешь».

– Слушай, Род, ты прямо телепат. Вот честное слово, минут десять назад мы с Джаспером вспоминали, какую клевую дурь ты нам достал в прошлом году. Ну, когда Кенни и Стю в Лондон приезжали, помнишь? Откуда-то из Афганистана… точно, из Гильменда.

– Как же, такую ночь не забудешь. Если хочешь, я вам еще подкину. Немного другой замес, но вещь стоящая.

– Класс! Мы как раз заканчиваем новый альбом… Вот как все запишем, я тебе сразу позвоню.

– Заметано. Кстати, о Кенни. Ты его не видел? Я его обыскался.

– Я вот тоже. – «Надо спрятать ложь в стогу правды и полуправды». – Мы с ним не виделись с той самой демонстрации на Гровенор-Сквер. Кажется, он жил в какой-то коммуне неподалеку от Шепердс-Буш. Интересно, как он там?

Род Демпси молчит, раздумывает, что сказать.

– Я видел Кенни и его подружку в прошлом месяце. Он жаловался, что в коммуне к ним цепляются, попросил найти ему жилье. А мне сейчас приятель сказал, что у него есть комната в Кэмдене, за подходящую цену, все удобства. Для Кенни и Флосс в самый раз, а я, как назло, куда-то задевал его номер телефона. Может, ты его отыщешь?

«Род Демпси тоже прячет ложь в полуправде».

– Я бы и рад помочь, но вот так сразу не соображу, кто знает, как с ним связаться.

– Ну да, в Лондоне всегда так, – говорит наркодилер, сутенер и бог знает кто еще. – Неизвестно, на кого натолкнешься за первым же углом.

Ни Кенни, ни Флосс не видать, только два бычка на нижней ступеньке крыльца. Вечер заливает Четвинд-Мьюз. В голове у Дина теснятся проблемы, каждая рвется на первое место, будто соревнуясь в чартах. Он открывает гаражную дверь, полюбоваться на «спитфайр». Включает свет, смотрит на автомобиль. «Надо искать жилье с гаражом, – думает Дин, – иначе мою красавицу живо умыкнут». Кататься по городу уже поздно, но Дин садится за руль, просто чтобы побыть одному, в тишине и покое. Только покоя все равно нет. Неужели он – отец ребенка? «Мне этого совсем не хочется». Интрижка с Тиффани Херши льстит его самолюбию, хотя кто знает, чем это все закончится? Досадно, что отец Джаспера вытурил их из квартиры, но бездомными они не останутся. А вот Кенни и Флосс – совсем другое дело. Того, что с ними произошло, уже не изменишь. Даже если – если и когда – они завяжут с героином. Дин понимает, что душевный надлом останется с ними на всю жизнь, черной тенью прошлого. «Флосс меня ненавидит и правильно делает… Тут и моя вина есть». Кенни приехал в Лондон из-за Дина, а Дин ему ничем не помог. Ничем. У входа в гараж возникает чей-то силуэт. Человек заглядывает внутрь:

– Привет, Дин.

– Вот только тебя мне не хватало! – непроизвольно вырывается у Дина.

Гарри Моффат вздыхает:

– Давно не виделись.

Он подступает ближе, под желтый свет лампочки. Дин смотрит на него.

Гарри Моффат. Все тот же – но какой-то другой.

Пигментных пятен больше. Глаза впалые.

Гладко выбритый. Аккуратно причесанный. Видно, что старался.

Дин не выходит из машины.

– Это Рэй тебе адрес дал?

Гарри Моффат мотает головой:

– В телефонном справочнике только два де Зута: один – в Пиннере, другой – в Мэйфере. Ну, я подумал, что вы наверняка в Мэйфере. Кстати, вам самое время засекретить адрес и телефонный номер.

Дин уже давно перестал представлять встречу с отцом, поэтому заготовленных ответов у него нет.

– Тебе чего надо?

У Гарри Моффата – новая улыбка. Печальная, неуверенная.

– Да я и сам не знаю, Дин. Я… Во-первых, у вас замечательный альбом.

«Ты лупцевал ремнем маму, Рэя и меня…»

– А «Пурпурное пламя»… Очень доходчиво.

Дин не понимает, почему не испытывает ни злости, ни презрения. «Время – огнетушитель», – думает он.

Ночные бабочки вьются вокруг лампочки.

– Отличная машина, – говорит Гарри Моффат.

Дин молчит.

– Мы все за тебя волновались, когда тебя в Италии повязали…

«Кто – „мы“? Моффаты? Жители Грейвзенда?»

– Ну, дело давнее, – говорит Дин.

– Ты, наверное, очень занят… Гастроли, студийные записи и все такое?

«Ага, а ты все это обсирал, мечты мои облил бензином и запалил…»

– Ага.

– Ты многого добился.

– Это потому, что ты меня всегда поддерживал, – взрывается Дин.

Гарри Моффат вздрагивает.

«А мне ни капельки его не жаль».

– Знаешь, мне очень стыдно за то, чего я не сделал, а еще стыднее за то, что я сделал, – говорит Гарри Моффат и кивает на табурет. – Можно я присяду? Ненадолго. Ноги у меня уже не те.

Дин пожимает плечами, мол, садись, если хочешь.

Гарри Моффат садится, снимает кепку. Дин замечает, что он больше не маскирует плешь.

– Я тут… вступил в общество анонимных алкоголиков. Вот, спиртного в рот не беру… с той самой аварии. Ну, ты слышал, наверное.

– Про человека, который обезножел, и его дочь, которая осталась без глаза?

Гарри Моффат разглядывает руки, вздыхает:

– Да. У нас в группе есть женщина, Кристина… Она – мой спонсор. Так вот, у нее есть присказка: «Изменить прошлое не в силах даже Господь Бог». Это правда. Есть вещи, которые невозможно изменить или исправить. Но за них можно попросить прощения. Может, тебя пошлют куда подальше или дадут затрещину, но… все равно нужно просить прощения. Так что… – Гарри Моффат глубоко вздыхает, зажмуривается.

Дин думал, что сегодня его уже ничего больше не удивит, но с изумлением замечает слезы на щеках Гарри Моффата.

– Так что… прости меня, что я вас бил… И маму, и тебя, и Рэя. Прости, что я вас всех подвел. Прости, что… что не помогал, когда мама болела. Прости, что вам не на кого было положиться. И за то, что после маминой смерти мне крышу сорвало… Да мне по жизни крышу сорвало, если честно. Прости, что я тогда твои вещи сжег… и гитару, и все остальное… в Ночь костров. И за то, что запретил вам с Кенни и Стю выступать на улицах. Я во всем этом виноват. – Он открывает глаза, стирает ладонями слезы со щек. – Нет, я не говорю, что это выпивка виновата. Пьянство пьянством, но видит Бог… – Он сокрушенно качает головой. – Многие пьют, но мухи не обидят. А я… я издевался над родными. И в этом виноват я один. Прости меня. – Гарри Моффат встает, надевает кепку и хочет добавить что-то еще, но тут в гараж заглядывает Эльф: