Дэвид Митчелл - Утопия-авеню

Тук-тук.

– Джаспер? В чем дело?

– Он снова постучал. Вот только что. Монгола нет, так что на этот раз спасать меня некому. Если квелюдрин перестанет действовать, то я останусь без защиты.

– Надо найти другой препарат, который подействует.

– Ну да, я попрошу какого-нибудь врача прописать мне лекарство, которое останавливает стук в голове, а он меня отправит в психушку. Я в Америке. Здесь любят отправлять людей в психушку.

Пауза.

– От волнения будет только хуже.

– А от чего не будет хуже, доктор Галаваци?

– Попробуй уснуть. У тебя есть снотворное?

– Да, я принял таблетку, но Тук-Тук меня разбудил.

– Прими две. А я попробую связаться с коллегой, доктором Маринусом. Помнишь, я тебе о нем рассказывал? Он преподает в Колумбийском университете, это не так уж и далеко от… где ты остановился? В отеле «Челси»?

– Да. Это знаменитый отель.

– Я попрошу доктора Маринуса, чтобы он тебя обследовал. Как можно скорее.

Джаспер слышит тук-тук, тук-тук, тук-тук. Как издевательские аплодисменты.

– Спасибо.

Он кладет трубку на рычаг и выходит из номера Левона.

– Да что такое творится? – говорит Левон ему вслед.

Джаспер возвращается в номер 777 под траурный марш тук-тук-туков. Принимает две таблетки бензодиазепина, выключает свет и погружается в химический дурман, где…

Личинка цикады, слепая и неуклюжая, сосет сок из корней. Выползает из-под земли в буйство леса. Медленно-медленно взбирается по зеленому побегу под кроной огромного кедра. Цепляется за веточку и висит до тех пор, пока не начинается линька. Из полупрозрачного панциря высвобождается блестящая черная цикада, разворачивает клейкие крылья, сушит их на солнце, а потом… взлетает ввысь, в перекрестье лучей, в трепещущие тени, проносится над крышами монастыря, где метут дорожки женщины на сносях; над двускатными крышами Зеландии; над Четвинд-Мьюз; над Бруклинским мостом и пикирует вниз, в приоткрытое окно номера 777 в отеле «Челси», где в забытьи лежит Джаспер. У него меж бровей раскрывается черная апертура. Цикада садится Джасперу на лоб, складывает крылья и забирается в отверстие.

Тук-тук.

Джаспер просыпается. Тук-Тук тоже бодрствует. Его присутствие ощущается так явно, будто он сидит на стуле в углу. «Может, и сидит». На часах Джаспера 7:12. Он идет в ванную, принимает три таблетки квелюдрина. Остается всего девять.

Доктор Галаваци объяснил, что разговоры с Тук-Туком усугубляют психоз Джаспера, и настоятельно просил этого не делать. Похоже, сейчас этот запрет бесполезен. Он рисует табличку с буквами, придуманную Формаджо.

– Ты знаешь, что делать. Поговоришь со мной?

Под окнами седьмого этажа бурлит поток машин.

В ответ – не стук, а голос:

– Если захочу, де Зут, то поговорю .

Джаспер ахает. Голос слышен четко, совсем как в разговорах с Монголом.

– Я слышу твои слова , – продолжает голос. – Я слышу твои мысли .

Джаспер в полном замешательстве:

– Это Тук-Тук?

– Да, я тот, кого ты называешь этим именем .

Голос высокомерный, холодный и решительный.

– А каким же именем тебя следует называть?

– Не все ли равно, под каким именем пес знает хозяина .

Джаспер догадывается, что в этой метафоре пес – это он, Джаспер, а хозяин – Тук-Тук. Он смотрит на часы: 7:14. Квелюдрин не действует.

– Почему ты хочешь меня уничтожить?

– Это тело принадлежит мне. Тебе пора исчезнуть .

– Это тело? Этот разум? Нет, они мои. Они – это я.

– Я востребовал их задолго до тебя.

– Как это – востребовал? Не понимаю.

Пауза.

– Сон о цикаде .

«Еще одна метафора?»

– Я – цикада? Или ты? Что ты хочешь со мной сделать? Скажи прямо, без обиняков.

– Хорошо, скажу прямо. В моих краях даже самому гнусному преступнику дают время приготовиться к смерти. Отпущенное тебе время начинается сейчас и истечет вечером .

– Я не хочу умирать.

– Это не имеет значения. Сегодня вечером ты умрешь .

– А иначе нельзя?

– Нет .

Джаспер разглядывает свои руки. Тикают часы.

– Такова твоя участь, де Зут. Тебя не спасут ни меч, ни пуля, ни экзорцист, ни лекарства, ни странник, ни хитроумный план. Смирись.

– А если я совершу самоубийство?

– То я переселюсь в другого. В этом городе много подходящих тел. Если ты хочешь, чтобы хоть какая-то частичка тебя уцелела, предоставь мне свое.

Тук-Тук удаляется.

Под балконом седьмого этажа бурлит поток машин. В воздухе – металлический холодок. Осень. Ворчание города раздается то ближе, то дальше. В домах напротив лучи восходящего солнца отражаются в окнах верхних этажей. Джаспер перебирает в уме возможные варианты.

Первый – прыгнуть с балкона. Лишить Тук-Тука тела.

Джаспер выжидает хоть какой-то реакции, но Тук-Тук не вмешивается.

«Если это – последний день моей жизни, то зачем обрывать его прямо сейчас?»

Второй – вести себя, будто ничего не произошло, будто Тук-Тук не объявил ему смертный приговор. Провести день с Эльф, Дином и Гриффом, давать интервью журналистам, отвечать на вопросы о том, какое впечатление произвела на него Америка и почему Эльф, женщину, пригласили в «Утопия-авеню».

Третий – спуститься к завтраку и рассказать всем, что вечером его убьет Тук-Тук, бес или демон, обитающий у него в голове.

Четвертый – послушаться Тук-Тука, смириться и готовиться к смерти.

«А как это?»

Джаспер чистит зубы, одевается, как для выступления, кладет в карман бумажник, завязывает ботинки, спускается по гулкой лестнице, выходит из вестибюля на Двадцать третью улицу, шагает мимо малоприметных многоквартирных домов, магазинчиков и авторемонтных мастерских, мимо автобусного парка, стоянок и складов, где рабочие в заляпанных маслом комбинезонах смотрят на него, как на бесцеремонного нахала, которому тут делать нечего. В опрокинутом мусорном баке возятся крысы. Джаспер проходит под эстакадой, по которой яростно несутся автомобили. За эстакадой – парк на берегу реки. Гудзон равнодушно струит свои воды к извечному концу. «Я покидаю этот мир». Не через пятьдесят лет, а сегодня вечером. Неизвестно, что задумал Тук-Тук на будущее, но «Утопия-авеню» вряд ли входит в его планы. Значит, и группе осталось существовать всего несколько часов. Если, конечно, Эльф и Дин не захотят продолжить без него. «Я уже наполовину призрак». У сарая какой-то паренек, с виду ровесник Джаспера, втыкает шприц в исколотую руку. Он смотрит на Джаспера, приваливается к стене, игла остается торчать в сгибе локтя. Джаспер проходит мимо. Останавливается, завязывает шнурок ботинка, удивляется, как хитроумно это привычное действие. Какие-то стебельки пробиваются сквозь трещины в асфальте. Крошечные цветы – как искры…