Дэвид Митчелл - Утопия-авеню

– Дин? – На балкон выходит Эльф в желтом балахоне, как у хиппи, озирается по сторонам. Голова у нее обмотана полотенцем.

Дин не прочь поиграть в прятки.

– Я – Тарзан, ты – Джейн! – кричит он с дерева.

– О господи! Дин, ты же свалишься!

– Успокойся, я читал все комиксы про Человека-паука.

– Тебя к телефону.

«Кто бы это мог быть?»

– Скажи, что я сижу на пальме и ради кого попало спускаться не намерен. Если, конечно, это не Джими, Джинджер или Дженис.

– А как же Род?

– Род Стюарт? Правда, что ли?

– Нет, дурень. Род Демпси, твой лучший друг.

Сорок футов до земли превращаются в четыреста. Дин хватается за ствол.

«Если не подойти к телефону, он поймет, что я помог Кенни и Флосс…»

– Передай ему, что я сейчас.

– Да здравствует король Америки!

– Ага, тебя отлично слышно, – как можно небрежнее заявляет Дин. – Я и не знал, что телефонные провода тянутся так далеко.

– Это спутниковая связь. Как ваши гастроли? В «Нью мюзикл экспресс» пишут, что Нью-Йорк вас принял на ура.

Дин чувствует себя как ответчик, которого загоняет в западню ловкий адвокат истца.

– На первом выступлении Джаспер грохнулся в обморок на сцене, но теперь с ним все в порядке. Слушай, не тяни время, международный звонок дорого обходится. Что там стряслось?

– Во-первых, маклер говорит, что новая квартира в Ковент-Гардене вас с Джаспером уже ждет не дождется. И даже без гарантийного взноса.

– Отлично! Спасибо, Род.

– Рад стараться. А вот вторая новость, боюсь, тебя не обрадует.

«Он догадался про Кенни и Флосс…»

– Что?

– Дело тонкое, так что тянуть не буду. Два дня назад до меня долетели слухи о, скажем так, высокохудожественных снимках. В общем, там весьма откровенные фотографии жены известного английского режиссера с одним басистом. В пентхаусе отеля «Гайд-Парк Эмбасси».

«Как? Откуда?»

В коридор долетают звуки музыки: Эльф и Джаспер работают над новой песней. «Кто бродил в Центральном парке? Кто смеялся в темной арке?»

– Эй, ты слушаешь? – спрашивает Род.

– Ты их видел? Фотки? Своими глазами?

– Ага. Ну, мы же друзья. Надо было проверить, правду говорят или нет. К сожалению, убедился, что правду.

– И что там? – выдавливает из себя Дин.

– Да все. Наручники. Лица. Кокс. Ну, не только лица. Ты весь на виду.

Бусины шторки в прихожей постукивают на сквозняке.

– Похоже, кто-то в отеле тебя узнал и связался с нужными людьми. Судя по фотографиям, снимали через дырочку в стене. Высший класс. Прямо как Джеймс Бонд.

– Да кому это интересно? Я же не Джон Профьюмо, а Тиффани – не шпионка.

– Ни ей, ни тебе не нужно пятно на репутации. А это стоит денег.

– А какие у меня деньги? Я же… – («не наркодилер и не сутенер…») – не биржевой спекулянт и не квартирный маклер…

– Ну, журналюги готовы заплатить три тысячи за ваши фотки. Обычное дело.

Дин представляет себе, какой будет скандал, когда об этом узнает Энтони Херши. О музыке к фильму можно забыть. И о карьере Тиффани тоже. «Ее, мать двоих детей, заклеймят гулящей…»

– Эй, ты чего там затих? – говорит Род.

– Да потому, что кошмар все это.

– Не волнуйся, у тебя есть варианты. Целых три.

– Револьвер, петля или снотворное?

– Нет. Кнут, пряник или кряник. Кнут – это если сказать умнику, который нащелкал фотки, что если они хоть где-то выплывут, то ему светит инвалидная коляска. Коленные чашечки всем дороги.

– Угу. Мне тоже.

– Тут одна проблема: если тебе не поверят, то придется либо поджать хвост, либо привести угрозу в исполнение. А за такое, между прочим, полагается от двух до четырех лет тюряги.

– Хорошо, а что такое пряник?

– Бабло в обмен на негативы.

– Так ведь они потом потребуют еще.

– Вот именно. С пряниками всегда так. Я тебе по-дружески советую применить кряник. То есть и кнут, и пряник. Скажешь что-то типа: «Поздравляю, вы меня подловили. Я люблю спокойную жизнь, поэтому вот вам контракт. Подпишите – и через три дня ваш счет пополнится тысячей фунтов. Как пришлете негативы – на счету появится еще штука. Но если вздумаете снова ко мне пристать, пеняйте на себя. Если фотки где-нибудь всплывут, пожалеете. Договорились? Вот и славно. Подписывайте и валите восвояси». Ну, ты понял. А если вдруг что-то не так, то их можно прищучить за шантаж.

Бусины дробно стучат, будто кто-то входит в коридор.

– Боюсь, я не смогу изложить все это так, чтобы мне поверили, – вздыхает Дин. – Мне не хватит убедительности.

– Ну, ты ж в этом не специалист. Хочешь, я тебе помогу? Я же с ними уже общался.

Дин вспоминает о деньгах:

– Две тысячи фунтов…

– Когда крутишь муры с замужними актрисочками, надо почаще менять отели. Ты же можешь себе это позволить. А вот чего ты не можешь себе позволить, так это огласки. Твою подружку очернят на всю жизнь. Позор и развод.

«Он прав…»

– Ладно, Род. Дай им кряник. Пожалуйста.

К дому подъезжает машина. «Левон и Грифф…»

– Не волнуйся, я все улажу, – говорит Род. – Только… Дин, я тебя умоляю, никому больше ни слова. Ни твоему менеджеру, ни тем более твоей подружке. Если все сорвется, то чем меньше людей об этом знают, тем лучше.

– Договорились. Я никому не скажу. Спасибо.

– Мы ж с тобой оба грейвзендские, друг за дружку горой. Все устроится. Я еще позвоню, расскажу, как все прошло.

Щелк. Ш-ш-ш… Линия разъединяется.

Дин кладет трубку.

– «Лос-Анджелес таймс» вас обожает… – Левон вносит в дом пакет с продуктами. – Вы теперь горячая штучка.

– Во, глянь. – Грифф показывает Дину ананас. – Прям как на картинке. И стоит дешевле консервированного, представляешь? Офигительная страна.

– А у меня хорошие новости, – говорит Дин. – Звонил Род Демпси, сказал, что мы с Джаспером можем въезжать в ковент-гарденскую квартиру.

Левон не скрывает своей радости:

– Конечно, было не внапряг, что вы с Джаспером погостили у меня недельку, но…

– Хорошего понемножку, ага.

Вспыхивает яркий свет калифорнийского дня, и в аппаратную студии «Голд стар», обшитую деревянными панелями, входит Энтони Херши. Дин рад, что в аппаратной приглушенное освещение. Ему кажется, что на его лице огромными буквами написано: «ПОЗОР». Он нажимает кнопку селектора и говорит Эльф, Джасперу и Гриффу:

– Ребята, Тони пришел.

Калифорнийский Энтони Херши куда развязнее лондонского. Вдобавок он отрастил бородку клинышком и стал носить гавайские рубахи. Дин побаивается, что режиссер вот-вот начнет брызгать ядовитой слюной рогоносца, но ничего такого не происходит.

– Дин, привет тебе от Тиффани, – говорит Херши. – Мы с ней вчера созванивались.

– Спасибо. И от меня ей привет. Как там она?

– Ну, ты же знаешь Тиффани. Вся в делах. Воспитывает мальчишек, заправляет хозяйством, разбирается со счетами…