Дидье Ковеларт - Томас Дримм. Конец света наступит в четверг

Борис Вигор машинально бросает взгляд на часы и начинает ходить взад-вперед по огромной гостиной, выдержанной в кремовых тонах.

– Если я вас правильно понял, вы предлагаете убить меня для моего же блага?

– Главным образом для блага вашей дочери.

– А где гарантии?

Оливье Нокс вздыхает и продолжает чарующим голосом с ноткой глубокой грусти:

– Не хочу настаивать, Борис, но не думайте, что тот мир, где находятся дети, похож на летний лагерь… Эти детские души ужасны, предоставлены своим инстинктам, они не имеют никаких ориентиров и не ограничены никакими запретами. Там сильные пожирают слабых, надеясь, что, получив больше энергии, смогут наладить связь с живыми. Ваша дочь – крошечная хрупкая душа, и, если вы ее не защитите, другие не замедлят с ней расправиться, узнав, что она так востребована среди живых. Исполните же свой отцовский долг, Борис.

Опустив голову, министр ходит кругами по комнате. Он уже принял решение, но тянет время.

– Думаете, из меня получится хороший покойник? – спрашивает он робко.

– Там мы остаемся такими же, Борис. Посмотрите на несносного Пиктона с его характером нервного питбуля. Считаете, он изменился?

Борис Вигор останавливается перед зеркалом и пристально смотрит на себя, как смотрят на отчий дом, который собираются покинуть навсегда.

– Вы проиграли только один матч за всю вашу карьеру, Борис. В потустороннем мире вы станете победителем, я в этом убежден, иначе не посылал бы вас туда с миссией… Итак?

Вигор отрывает взгляд от зеркала, оборачивается к молодому человеку в черном костюме и пристально смотрит на него, будто надеется увидеть свое отражение в изумрудно-зеленых глазах.

– Не хочу вас торопить, но осталось всего шесть секунд. Итак: да или нет?

Министр оттягивает воротничок, ему трудно дышать.

– Конечно, да, но…

Он безуспешно пытается напрячь мозг. Ему кажется, что он упускает что-то важное.

– А что будет с моей женой?

– Ее просто отключат от аппарата искусственного дыхания, – успокаивает Оливье Нокс.

Борис качает головой, на его лице по-прежнему тревога.

– А как вы меня убьете? Я не хочу, чтобы моя смерть выглядела как самоубийство: тогда меня запомнят трусом. Но это не должно быть и слишком болезненно…

– Вы предпочитаете умереть от аккорда ми или аккорда ре?

– То есть?

– От сердечного приступа или от инсульта? У вас есть выбор.

– Я ничего в этом не понимаю. Делайте как лучше.

– Тогда предлагаю вам догадаться.

Оливье заворачивает рукав, нажимает на циферблат своих часов, и тот распадается на две половинки. Затем вынимает из галстука булавку и, пробежав острым концом по шести клавишам, проигрывает мелодичные аккорды. Министр хватается за голову.

– Опять проиграл, – бормочет Нокс. – Всё-таки сердечный приступ не так губителен для души.

Скорчившись, Борис Вигор падает на ковер. Оливье Нокс наклоняется над трупом с успокаивающей улыбкой.

– Не забудьте условие нашего договора, господин министр. Найдите чип Пиктона, и я верну вашу дочь. Но если вы попытаетесь обмануть, я отниму ее у вас навсегда. И вы станете еще более одиноким, чем при жизни.

Он выпрямляется и идет к низкому столику за новым лакомством. Набив рот, он оборачивается и смотрит в угол комнаты.

– Всё в порядке, Томас Дримм? Я чувствую твое беспокойство. Беспокойство из-за того, что происходящее перестало тебя беспокоить. Я ошибаюсь? Да, мой милый, ко всему привыкаешь. Пока ты спишь, идет твое обучение. Тебя влечет ко мне, к воплощению Зла. Ты поднимаешься к истоку, чтобы научиться плавать в темных водах. Всё, что ты сейчас познаешь, но сразу забудешь, готовит тебя помимо твоей воли к нашим будущим схваткам. Мне не терпится. И чувствую, что тебе тоже. Ну, возвращайся домой.

Острием булавки он трижды касается шестой клавиши на циферблате своих часов. Три одинаковые ноты гонят меня обратно в ночь. По воле ветра, равнодушно, без цели… Как высохший лист, оторвавшийся от дерева.

В этом образе заключен весь я целиком. Я становлюсь опавшим листом с прожилками, потерявшими сок, с порыжелыми и неровными зубчатыми краями… Я ощущаю себя в каждом листе, сорванном ветром, и одновременно остаюсь внутри одного из них, продолжая свое путешествие. Это будто путешествие во времени. Возвращение назад. Мои разорванные края срастаются, дыры затягиваются, древесный сок снова циркулирует по прожилкам… Я чувствую, что из желто-рыжего понемногу становлюсь светло-зеленым. И вдруг вижу себя растущим на ветке дерева, с которой я сорвался.

Гигантская метла добавляет мне цвет. Не метла, а кисть. Она замирает, словно в нерешительности, отдергивается, ищет на палитре другой оттенок зеленого, возвращается и доводит меня до совершенства, придав объем и глубину. Чем ярче моя окраска, тем отчетливее я вижу всё вокруг.

Это Бренда рисует меня, возвращая к жизни. Она так красива в своей рваной футболке, заляпанной краской. Ее взгляд сосредоточен. Почему она изобразила меня листом на дубе, который почти закончила рисовать? Может, думать обо мне забыла, переключилась на что-то другое, а я всё равно возвращаюсь в ее картину?

Чем чаще Бренда касается меня кистью, тем сильнее я хочу понравиться ей, добиться ее доверия… Но для этого я должен вернуть себе человеческий облик, только стать лучше: красивым, стройным и сильным. Профессор сказал, что надо использовать сердечные муки, которыми я ей обязан: лихорадочный жар, гнев и разочарование.

В памяти всплывает слово «убиквитин». Белок, уничтожающий жир. Я вдруг оказываюсь в чем-то вроде трубы, где циркулирует какая-то жидкость с огненными шариками. Прожилки моего листа стали волнами подземного потока, который поднимается на поверхность и превращается в гейзер. И я понимаю, что заново восстановил свое тело, тело Томаса Дримма, и что теперь я нахожусь внутри моих органов .

У‐би-кви-тин! У‐би-кви-тин! Я произношу эти четыре слога как заклинание. И сразу же передо мной выстраивается отряд фиолетовых загогулин. Я слышу свой приказ: «Уничтожьте жиры! Жгите, жгите их!» Моя армия бросается в бой, атакует жировые клетки, берет в окружение, нейтрализует, поглощает… С яростным урчанием рубит их в разноцветные клочья, и вот враг в ловушке, очаги сопротивления окружены… «Уничтожьте всех до одного! Добейте врага!»

Чем меньше остается врагов, тем быстрее растет число моих бойцов. Внезапно раздается сигнал прекратить огонь. И тогда недавние противники сливаются в объятиях, а вокруг под оглушительный звон воцаряются мир, радость и гармония. Осталась только безмятежно текущая река со множеством спокойных притоков, откуда я нехотя выныриваю на поверхность.

Моя рука нащупывает будильник. Теплый солнечный луч гладит меня по лицу. Я чувствую необыкновенную легкость и свободу, будто сбросил с плеч тяжкий груз. И радуюсь, что всё это безумие, начавшееся со шторма, когда я лишился воздушного змея, наконец закончилось. Как затянувшийся ночной кошмар.