Дидье Ковеларт - Томас Дримм. Конец света наступит в четверг

Я приоткрываю глаза. Медведь неподвижно сидит на своем обычном месте, неловко прислонившись к ящику с игрушками. Я улыбаюсь и снова закрываю глаза. Всё в порядке. Я так пригрелся под одеялом, что хочется урвать еще кусочек сна. Из кухни доносится аромат кофе. Я говорю себе, что отец дома, у матери на работе нет никаких передряг, а я – обычный подросток с лишним весом, красавицей-соседкой, которая не знает о моем существовании, и ненужными игрушками, позволяющими время от времени делать вид, будто я еще не вышел из детства. Я уже готов снова крепко заснуть, но, подумав о Бренде, вдруг чувствую зверский голод.

Потянувшись, я встаю и подхожу к окну, чтобы отдернуть занавеску. На самом деле идет дождь. А солнцем оказалась невыключенная лампа на этажерке. И пожалуй, пахнет не кофе, а только подслащенной кашей из зерновых хлопьев, которая должна придавать мне энергии и подавлять аппетит. Я слышу, как внизу мать нервно разговаривает по телефону со своим адвокатом, выясняя, в какую тюрьму отправили отца.

– Нет-нет, я не кладу трубку. Томас, – кричит она, – вставай, опоздаешь! Я позвонила в коллеж и предупредила, что сегодня ты идешь на прием к доктору Макрози. И так удачно получилось: твоя учительница физики не пришла на урок. Поторопись! Да, мэтр, я здесь, – продолжает она разговор, понизив голос. – Еще один вопрос: несу ли я ответственность в случае, если выигравший джекпот предпринял попытку самоубийства?

Чувствуя холод в желудке, я медленно поворачиваюсь в сторону неподвижного плюшевого медведя. Он подносит палец ко лбу.

– Привет, парень. Добро пожаловать в реальность.

Я ворчу:

– Ну привет.

– Избавился от жира?

Я опускаю глаза и вздрагиваю. В изумлении задираю пижаму. Жировые складки исчезли. У меня совершенно плоский живот. Почти впалый.

– Как вы это сделали?

– Я ничего не делал. Это ты развиваешь свои возможности на молекулярном уровне. Ты мобилизовал свои белки´, превратил несчастную любовь в оружие, расправился с жиром и сжег его.

Я скидываю пижаму, чувствуя одновременно сумасшедшую радость и вполне понятное опасение.

– Но… жир не вернется опять?

– Конечно, вернется. Только теперь ты знаешь свою силу, а значит, сможешь управлять процессом. Разговаривать с продуктами, которые отправляешь в рот, приручать их, знакомить с клетками твоего тела, чтобы избежать конфликтов, от которых толстеешь… Куда ты смотришь?

Я остановился перед Борисом Вигором из латекса, подвешенным к этажерке за ногу вниз головой. В каком-то странном порыве, похожем на сострадание, я беру его за шею и усаживаю по-человечески.

– Убери этого дурня в шкаф, – бурчит Пиктон. – Не надо было с ним связываться. Я понадеялся на него, и в результате – полный провал. Он нам не поверил и уже благополучно забыл смехотворные угрозы твоей Бренды. Бороться с Вигором никому не под силу, и он это знает.

Я смотрю на игрушечного министра и чувствую какое-то беспокойство. У меня ощущение, что профессор или ошибается, или что-то от меня скрывает.

– Ты прогрессируешь, Томас, – замечает тот с грустью. – Голова у тебя работает всё лучше… Скоро я стану тебе не нужен.

Он замолкает на секунду, будто прислушиваясь к моим мыслям. И соглашается:

– Ты прав. С Борисом какие-то проблемы, независимо от того, что он замышляет. И, кажется, он больше вообще ничего не замышляет. Когда я его визуализирую, он не отвечает. А на волновом уровне сигнал уходит в пустоту.

Мне вдруг становится не по себе. Я указываю на игрушку, одетую в спортивный комбинезон поверх костюма министра:

– Только не говорите, что он умер… и ожил в ней!

Плюшевый медведь молча выдерживает мой взгляд. Я хватаю игрушечного Бориса, трясу его и помимо воли спрашиваю:

– Господин министр, вы здесь?

– Тебе сообщение, – говорит Лео Пиктон.

Я оборачиваюсь к мобильнику, который мигает на этажерке. На его экране высвечивается знакомый номер, и сердце начинает стучать как бешеное. Я читаю текст вслух:

Приходи, как только сможешь. Это срочно.

Бренда .

– Томас, спускайся! – кричит мать. – Ты мне нужен!

Я нервно кусаю губы: радость, которая обрушилась на меня с экрана телефона, будет сейчас безнадежно испорчена. Бренда Логан хочет меня видеть. Бренда Логан меня простила. Бренда Логан зовет меня на помощь. Только что я был на дне пропасти, а сейчас у меня будто выросли крылья.

– Давай, избавься побыстрее от этого доктора Макрози, и займемся серьезными вещами, – говорит медведь.

Я задумчиво смотрю на него. Потом приношу из ванной рулончик лейкопластыря и прикрепляю академика к своему животу.

– Что ты делаешь?

– Фальшивое пузо. Мать ни за что не поверит, что я смог похудеть самостоятельно. Когда я буду раздеваться, я вас незаметно отлеплю, а доктору объясню, что кажусь своей матери толстым, так как у нее навязчивые страхи, и лучше с ней не спорить. А ей скажу, что доктор выписал потрясающее средство, чтобы я мог худеть дома и не ехать в лагерь.

– Думаешь, этого будет достаточно? – ворчит он, уткнувшись носом в то место, где вчера были жировые складки.

– Постарайтесь не шевелиться, – говорю я, прикрывая профессора свитером. – Иду, мама!

Она стоит, прислонившись к холодильнику, и говорит по телефону. На секунду оторвавшись от трубки, она сообщает, что ждет новостей об отце, а пока нужно срочно сдать в химчистку ее бежевый костюм: она только что испачкала пиджак моей кашей из зерновых хлопьев.

– Конечно, мама, не проблема, сейчас сбегаю.

– Поторопись, нам через пятнадцать минут выходить. Нет-нет, мэтр, я вас слушаю! – живо продолжает она уже в трубку.

Я выскакиваю, перебегаю улицу и врываюсь в дом напротив. Скажу, что в химчистке была очередь. Дверь открывается почти сразу после моего звонка.

– Спасибо, что пришел! – говорит Бренда, крепко обнимая меня.

Я поправляю живот – вернее, медведя, – чтобы сохранить свой секрет. И, уткнувшись лицом ей в шею, вдруг вспоминаю сегодняшний сон, в котором был дубовым листком и смотрел, как она меня рисует.

– Томас… Со мной произошло нечто невероятное.

Бренда отстраняется и смотрит на меня с волнением. Я принимаю покровительственный вид.

– Что случилось?

Мне приходится говорить громче, чтобы перекричать похоронную музыку, доносящуюся из телевизора.

– Борис Вигор, – с трудом произносит она.

– Да? Он тебе звонил? – спрашиваю я с надеждой. – Он что-нибудь сделал для моего отца?

Вместо ответа она поворачивается к экрану, где в этот момент фасад министерства сменился скорбной физиономией дикторши, которая говорит:

– Всё больше откликов поступает на печальную новость, полученную нами из официальных источников несколько минут назад. Министр энергоресурсов Борис Вигор скончался сегодня ночью от последствий травм, полученных в ходе чемпионата по менболу.