Мари-Од Мюрай - Спаситель и сын. Сезон 3

Вечером в спальне Луиза почувствовала, как теснят ее Жово в соседней комнате и Габен на чердаке. Спаситель, казалось, ничего не замечал.

– Помнишь, мы думали, не завести ли ребенка? – заговорила она.

Спаситель стаскивал с себя любимую толстовку.

– Э-э… Ребенка? – с запинкой переспросил он.

– Да ладно, это я так. Тут для него нет места.

– Да, тут у нас сейчас полна коробочка! – Спаситель засмеялся, будто весело пошутил. Но ход мыслей Луизы он понял, сел на край кровати и, глядя в пол, заговорил: – Я ищу место для Жово в хорошем ДОПе.

– Где-где?

– В доме для одиноких престарелых.

– Да?

– А Габен вернется домой, как только его маму выпишут из больницы. В конце следующей недели, так обещает доктор Агопян.

Луизе бы обрадоваться. Освобождается место для нее и ее детей. Но…

– И почему мне от этого грустно? – вырвалось у нее.

Спаситель благодарно улыбнулся. У него тоже было тяжело на сердце. Как бы ему хотелось иметь много денег и огромный дом, где могли бы жить все: Луиза, их ребенок, Алиса с Полем и Жово с Габеном.

Утром, пока Луиза спала, Спаситель вылез из постели, прошел через кабинет, где храпел после бессонной ночи Жово, и вскоре вышел на улицу. На площади Старого рынка была булочная, открытая по утрам в воскресенье.

– Пять круассанов. Два багета.

На подходе к дому Спаситель, пытаясь нащупать и вытащить из кармана ключи, принялся жонглировать багетами и круассанами. Он взглянул на крыльцо и изумился: на верхней ступеньке сидел, понурившись, обхватив колени руками, человек, рядом с ним лежал рюкзак. Поскольку руки у Спасителя были заняты, он не слишком вежливо, но совсем легонько пнул носком сидящего, чтобы тот очнулся. И только тогда понял, кто это.

– Вьенер! Какого… то есть что вы тут делаете?

– Я прямо с поезда, – ответил тот. Он совсем окоченел в легком пиджачном костюмчике.

– Входите же, забирайте рюкзак и входите. Направо, вот сюда. – Спаситель провел музыканта в рабочий кабинет. – Вы, наверно, замерзли? Сейчас сварю кофе. А вы пока располагайтесь.

«Что он еще такое учудил?» – гадал Спаситель по пути на кухню. Когда он вернулся с двумя дымящимися чашками кофе на подносе, Вьенер стоял перед «Странником над морем тумана».

– Вы ведь должны быть в Шанхае?

– Я отменил гастроли. – Говорил он с трудом – у него зуб на зуб не попадал.

– Садитесь. Только не сюда! Не в мое кресло. На кушетку. И откуда же вы сейчас?

– Из Парижа. Поездом в 6:20. Я сбежал.

– Сбежали?

Вьенер кивнул и трясущимися руками обхватил горячую чашку. Спаситель понял: надо дать ему время прийти в себя. Мало-помалу музыкант расправил плечи, задышал свободно, как будто его отпустило. Он даже рассмеялся дребезжащим смехом:

– Вот Антуан удивится!

– Вы ускользнули от его опеки?

– Гостиница… Притворился, что сплю… и удрал.

Он ронял обрывки фраз, прихлебывая горячий кофе. Но Спаситель уловил ход событий. В Париже Антуан, сочтя Вьенера больным, запер его в гостинице. Хотел отвести к врачу, этакому гуру, который приводит в порядок расклеившихся артистов, чтобы тот мог возобновить концерты.

– «Концерт для левой руки» [19] Концерт ре-мажор для фортепьяно с оркестром (для левой руки) Мориса Равеля. . Больше не получается. – Он пошевелил пальцами левой руки и продолжал все так же отрывисто: – Всегда был триумф. А теперь не получается. Паника. Прямо на сцене. И больше не хочу. На сцену – хватит… Уже сколько там… тридцать шесть лет… нет, тридцать семь.

– Тридцать семь лет?

– Ну да, тридцать семь лет на сцене.

– Вы что же… начали в три года?

– Да. Спасибо маме. В салонах. Маленький принц-музыкант. Моцарт. Мендельсон. Браво! Браво! Мне было три года.

Мать заставляла его выступать сначала в светских салонах, потом в концертных залах. Черноглазый вундеркинд, одетый по-взрослому: белая рубашка, галстук-бабочка.

– Она подсаживала меня на табурет. А ноги… так трудно… не достать до педалей.

Они объездили всю Европу, потом Америку, переезжали из гостиницы в гостиницу. Мать пихала его на все конкурсы. И занималась с ним сама. Из нее самой не вышло пианистки, зато она стала безжалостным педагогом.

– Она поджидала меня за кулисами, и если мне случалось взять не ту ноту, то сразу после поклонов я получал от нее по щекам.

Спаситель слушал и ужасался.

– Вы были маленьким мучеником.

– Что? Нет! – Вьенер смешался. – Я не то хотел сказать.

– Но это говорю вам я. Мать украла у вас детство.

У Вьенера усилился тик, он стал моргать все чаще. Спаситель пояснил свою мысль:

– Так часто бывает с вундеркиндами, месье Вьенер. Родители эксплуатируют их, присваивают их славу, зарабатывают на них деньги. Этакие пиявки. Вампиры.

– Вот-вот. Вампиры. И Антуан. Тоже вампир. – Вьенер бешено сжал кулаки.

– Вы каждый раз попадаете в ту же ловушку.

– Теперь никто не заставит меня выступать. У меня не получается.

– У вас не получается выступать на сцене, но играть же вы по-прежнему любите?

– «Концерт для левой руки», – повторил Вьенер, словно одержимый какой-то идеей. – Равель сочинил его для однорукого пианиста [20] Равель написал этот концерт специально для австрийского пианиста Пауля Витгенштейна, потерявшего правую руку на Первой мировой войне. Произведение было впервые исполнено в 1931 г. . Для калеки. Это вот я и есть.

– Вы превосходный пианист. Вы покорили тысячи людей. Покорили своего сына.

– Самюэль, – глухо пробормотал Вьенер. – Самюэль.

Вдруг его левая рука легла на воображаемую клавиатуру, и он взял первые, зловещие аккорды знаменитого концерта ре-мажор, концерта, который играют «неправильной», левой рукой. Закрыв глаза, он видел перед собой всю партитуру, слышал сопровождавший его оркестр: струнные, духовые, литавры. Потом так же внезапно оторвался от нот, и левая рука снова сжалась в кулак.

– Можно мне еще кофе?

Спаситель со вздохом поставил чашки на поднос и вышел в коридор. Около лестницы он остановился и прислушался. Никто еще не проснулся. Пока варился кофе в кофеварке, он поставил на стол кружки, масло, варенье и машинально откусил горбушку багета. Вернувшись в кабинет, он увидел, что Вьенер спит, положив ноги в грязных ботинках на подлокотник.

– Чёёёёрт!

Первым желанием психолога было потрясти спящего за плечо, но он быстро передумал и даже, увидев, что тот вздрагивает во сне, принес ему одеяло. «Уж час-то наверняка проспит», – решил Спаситель и вышел, оставив посетителя одного. Он даже прихватил с собой клетку с мадам Гюставией, слишком шумно обходившей свои владения. На кухне, к его удивлению, кипела работа. Луиза, Лазарь и Жово грели молоко и жарили в тостере ломтики хлеба.

– Где ты был, папа?