Ричард Бротиган - В арбузном сахаре. Рыбалка в Америке (сборник)

Брат Маргарет спустился по лестнице вниз.

– Привет, – сказал он, пожимая нам руки, и замолчал, ожидая, когда мы что-нибудь скажем. Мы ничего не говорили, и они сразу догадались – что-то не так.

Фред возил по земле ботинком. Правым ботинком он нарисовал на земле дугу, а левым ее стер. Это заняло несколько секунд.

– Что случилось? – спросил фермер.

– Да, что случилось? – спросил ее брат.

– Маргарет, – сказал Фред.

– Что с Маргарет? – спросил ее брат. – Говорите.

– Она умерла.

– Как это случилось?

– Она повесилась.

Несколько секунд брат Маргарет стоял, глядя прямо перед собой. Глаза его затуманились. Никто ничего не говорил. Фред нарисовал в пыли еще одну дугу и стер ее.

– Это к лучшему, – сказал наконец брат Маргарет. – Никто не виноват. У нее было разбито сердце.

Мы пошли за телом. Фермер остался. Он сказал, что пошел бы с нами, но нужно доить коров. Ветер подул сильнее и сбросил с крыши несколько листов дранки.

Тело Маргарет висело на росшей перед хижиной яблоне, и качалось на ветру. Шея вывернулась, а лицо стало такого цвета, какого бывает смерть.

Фред залез на дерево, перерезал ножом шарф, и мы с братом Маргарет осторожно опустили тело на землю. Потом ее брат поднял тело, отнес в хижину и положил на кровать.

Мы стояли рядом.

– Нужно отнести ее в Смертидею, – сказал Фред. – Она должна быть там.

Впервые с тех пор, как мы сказали брату Маргарет о ее смерти, с его лица чуть сошло напряжение.

Он подошел к большому шкафу, стоявшему у окна, и достал оттуда ожерелье из маленьких металлических форелей. Он поднял ей голову и защелкнул застежку на ожерелье. Он убрал ей волосы с глаз.

Потом мы завернули тело в простыню, по краю которой была вывязана крючком Смертидея в одной из своих долгих форм. Одна нога осталась торчать наружу. Пальцы на ноге были на вид холодными и мягкими.

Мы принесли Маргарет в Смертидею. Все уже откуда-то знали о ее смерти и теперь дожидались нас. Они собрались на парадном крыльце.

Полин сбежала ко мне по лестнице. Щеки ее были мокрыми от слез.

– Почему? – сказала она. – Почему?

Я обнял ее за плечи – это все, что я мог сделать.

– Не знаю, – сказал я.

Брат Маргарет поднялся по лестнице в Смертидею, держа на руках тело. Чарли открыл перед ним дверь.

– Подождите, сейчас я открою дверь.

– Спасибо, – сказал ее брат. – Куда ее положить?

– На дальнюю кушетку в форельном питомнике, – сказал Чарли. – Туда всегда кладут мертвых.

– Я не помню, как туда идти, – сказал ее брат. – Я тут давно не был.

– Я покажу. Идите за мной, – сказал Чарли.

– Спасибо.

Они ушли в форельный питомник. Фред пошел с ними, и Старый Чак, и Эл, и Билл. Я остался стоять, по-прежнему обнимая Полин. Она все еще плакала. Кажется, она по-настоящему любила Маргарет.

Мы с Полин пошли вдоль реки, которая текла в гостиной. Солнце уже садилось. Завтра солнце будет черным беззвучным. Ночь будет продолжаться, но перестанут светить звезды, будет тепло, как днем, и все станет беззвучным.

– Это ужасно, – сказала Полин. – Мне очень плохо. Почему она это сделала? Это из-за меня, потому что я люблю тебя?

– Нет, – сказал я. – Никто ни в чем не виноват. Так иногда случается.

– Мы были такими хорошими подругами. Мы были как сестры. Мне страшно подумать, что это из-за меня.

– Не надо, – сказал я.

Обед в Смертидее этим вечером был тихим. Брат Маргарет остался обедать с нами. Его пригласил Чарли.

Эл снова приготовил морковь. Он пожарил ее с грибами и залил соусом из арбузного сахара и специй. Был еще горячий хлеб только что из печки, сладкое масло и холодное как лед молоко.

Примерно посередине обеда Фред стал говорить о чем-то, что показалось сначала важным, но потом он передумал и стал снова жевать морковь.

После обеда все собрались в гостиной, и тогда было решено провести похороны завтра утром, несмотря на то, что будет темно, не будет звуков и все придется делать в молчании.

– Если вы не возражаете, – сказал Чарли брату Маргарет, – мы похороним ее в новой гробнице, которую только что установили. Ее сегодня окончили монтировать.

– Это было бы хорошо, – сказал ее брат.

– Будет темно, и не будет звуков, но я думаю, мы сделаем все как надо.

– Да, – сказал ее брат.

– Фред, сходи в город и скажи людям о похоронах, ладно? Может, кто-то захочет прийти. И предупреди Похоронную Команду. И еще нужны цветы.

– Конечно, Чарли. Я все сделаю.

– У нас есть обычай: если человек умирает, мы замуровываем комнату, в которой он жил, – сказал Чарли.

– Что это значит? – спросил брат Маргарет.

– Мы закладываем дверь кирпичами и закрываем комнату навсегда.

– Да, понятно.

Полин, брат Маргарет, Чарли, Билл, который нес кирпичи, и я подошли к комнате Маргарет. Чарли открыл дверь.

Полин несла фонарь. Она поставила его на стол, потом длинной арбузной спичкой зажгла фонарь, который был здесь раньше.

В комнате стало два света.

Комната была заполнена вещами из Забытых Дел. Куда ни посмотришь, везде было что-нибудь забытое, одна забытая вещь стояла на другой.

Чарли покачал головой.

– Здесь слишком много забытых вещей. И никто ничего о них не знает, – сказал он, ни к кому не обращаясь.

Брат Маргарет вздохнул.

– Вы хотите взять что-нибудь с собой? – спросил Чарли.

Ее брат очень внимательно и очень печально оглядел комнату, потом покачал головой.

– Нет, замуровывайте как есть.

Мы вышли за дверь, и Билл начал класть кирпичи. Некоторое время мы наблюдали. В глазах Полин стояли слезы.

– Пожалуйста, оставайтесь у нас ночевать, – сказал Чарли.

– Спасибо, – сказал брат Маргарет.

– Я покажу вам вашу комнату. Спокойной ночи, – сказал Чарли всем. Он ушел вместе с ее братом. По пути он ему что-то говорил.

– Пойдем, Полин, – сказал я.

– Да, милый.

– Наверное, тебе лучше ночевать у меня.

– Да, – сказала она.

Мы оставили Билла укладывать кирпичи. Это были арбузные кирпичи, сделанные из черного беззвучного сахара. Когда он их клал, они не издавали звуков. Кирпичи навсегда спрячут забытые вещи.

Мы с Полин вошли ко мне в комнату. Мы разделись и легли в постель. Она раздевалась первая, а я смотрел.

– Ты не будешь тушить фонарь? – спросила она, приподнявшись на локте, когда я ложился в кровать.

Ее грудь ничего не закрывало. Соски были напряжены. Почти такого же цвета, как ее губы. Они казались очень красивыми в свете фонаря. Глаза у нее были красными от слез. Она выглядела усталой.

– Нет, – сказал я.

Полин опустила голову на подушку и слабо улыбнулась. Улыбка была такого же цвета, как соски.