Ричард Бротиган - В арбузном сахаре. Рыбалка в Америке (сборник)

Мы остановились у Грибного ключа. Я дал ей попить воды – немного, чтобы вымыть изо рта вкус рвоты. Смывая следы со своей одежды, я по какой-то непонятной причине вдруг здесь, у Грибного ручья, задумался над тем, куда подевались костюмы фасона «зут» [30] Фасон мужских костюмов – мешковатые брюки и пиджак до колен. .

Вместе со Второй мировой войной и сестрами Эндрюс [31] «Сестры Эндрюс» – популярное в 1930–40-х годах вокальное трио. костюмы «зут» были очень популярны в начале сороковых годов. Наверное, просто ушли, как уходит любая мода.

Больной ребенок на тропе с озера Каролинских Поганок в июле 1961 года – гораздо важнее. С этим нужно что-то делать, больного ребенка нельзя оставлять одного в этой галактике среди комет, обязанных каждые 173 года пролетать близко от Земли.

После Грибного ключа малышку перестало тошнить; я нес ее на плечах по тропинке, заходя в тень, выходя из тени, переступая через множество других безымянных ключей, и когда мы добрались до озера Джозефуса, она уже совсем поправилась.

Она бегала по лагерю, таская перед собой здоровенную форель-головорезку; с рыбой в руках она напоминала арфистку, что на целых десять минут опаздывает на концерт, а ни автобуса, ни такси нигде не видно.

Calle de Eternidad [32] Улица Вечности ( исп .). . Мы шли из Хелатао, родины Бенито Хуареса [33] Бенито Хуарес (1806–1872) – национальный герой и президент Мексики. . Вместо того чтобы двинуться по дороге, мы выбрали петлявшую вдоль ручья тропку. Школьники из Хелатао сказали, что так будет короче.

Вода в ручье была чистой, но не совсем прозрачной, и временами тропа поднималась вверх довольно круто. По пути нам встречались люди, спускающиеся по той же тропе вниз, значит, так действительно было ближе. Все они были индейцами и несли в руках какую-то поклажу.

Наконец тропа разошлась с ручьем, мы поднялись на холм и оказались у кладбища. Это был старый заброшенный погост, смерть и трава росли на нем вместе, как партнеры в танце.

На кладбище начиналась мощенная булыжником улица, которая вела в город Икстлан (произносится ИстлОн), расположенный на вершине соседнего холма. До самого города на улице не было ни одного дома.

Здесь была макушка мира – дорога взбиралась на холм слишком круто. У входа в Икстлан стоял дорожный знак, указывающий обратно в сторону кладбища, куда и направлялась из города эта улица, заботливо уложив на своем пути булыжники.

После подъема мы никак не могли отдышаться. Знак объявлял: Calle de Eternidad. Такая вот подсказка.

Далеко не всегда я путешествовал по экзотическим местам южной Мексики. Когда-то давно я был мальчишкой и работал на северо-западе страны у одной старой женщины. Ей было девяносто лет: по субботам, иногда после школы и летом во время каникул я помогал ей справляться с домашними делами.

Иногда она кормила меня завтраком: яйца с хлебом, у которого корочка была отрезана так тонко, словно это делал хирург, бананы с майонезом.

Старуха жила в доме, похожем на нее, точно брат-близнец. В доме было четыре этажа и не меньше тридцати комнат, в старухе же – пять футов роста и около восьмидесяти двух фунтов веса.

В гостиной стоял радиоприемник образца 20-х годов – единственная вещь в доме, внешний вид которой хотя бы отдаленно напоминал о нашем столетии, правда, на этот счет у меня в голове имелись некоторые сомнения.

Очень часто машины, аэропланы, пылесосы и холодильники, сделанные в 20-х годах, выглядят так, словно они пришли из 1890-х. Красота современных скоростей отодвигает эти вещи в прошлое, заставляя их рядиться в одежду и мысли предыдущего века.

У старухи жил пес, но на него можно было не обращать внимания. Собака была такой старой, что казалась чучелом собаки. Однажды я пошел с ним в магазин. Всю дорогу у меня было такое чувство, будто я тащу за собой набитое соломой чучело. Я привязал его к чучелу пожарного крана, на которое оно пописало – чучелом струи.

Я пошел в магазин и купил для старухи какую-то ерунду. Кажется, фунт кофе и банку майонеза.

Главной моей обязанностью было вырубать канадский чертополох. Когда-то в 20-е годы (или это были 1890-е) моя хозяйка и ее муж ехали на автомобиле по Калифорнии; у бензоколонки они остановились и попросили залить в бак бензин.

– Не заинтересуют ли вас семена калифорнийских полевых цветов? – спросил заправщик.

– Нет, – ответил муж. – Только бензин.

– Понимаю, сэр, – сказал заправщик. – Но сегодня вместе с бензином мы продаем семена цветов.

– Ладно, – сказал муж. – Давайте сюда. Только не забудьте заправить машину. Бензин меня интересует больше.

– Вы не узнаете свой сад, сэр.

– Из-за чего, из-за бензина?

– Нет, сэр, из-за цветов.

Потом они вернулись на северо-запад и посадили в саду семена, из которых вырос канадский чертополох. Каждый год я вырубал его под корень, но он вырастал опять. Я лил на него яды, но он вырастал опять.

Проклятия становились музыкой для его корней. Подзатыльники были для него звуками клавесина. Канадский чертополох поселился в саду навеки. Спасибо тебе, Калифорния, за твои прекрасные полевые цветы. Я рубил их каждый год.

Я делал и другую работу – например, подстригал газон старой жуткой сенокосилкой. Когда я пришел к старухе в первый раз, она сказала, чтобы я обращался с этой машиной как можно осторожнее. Она сказала, что месяц назад к ней в дверь постучался странник и спросил, не найдется ли для него работы – ему нечем платить за еду и за комнату в отеле; старуха тогда ответила:

– Можете постричь траву.

– Спасибо, мэ-эм, – сказал странник, и это средневековое устройство незамедлительно отрезало несчастному три пальца на правой руке.

Я старался как можно осторожнее обращаться с сенокосилкой, потому что знал: где-то неподалеку бродят беспокойные души трех этих пальцев. Мои собственные пальцы были явно неподходящей для них компанией. Они прекрасно себя чувствовали у меня на руках.

Я чистил старухин сад камней и уносил змей, если они попадались у меня на пути. Старуха велела их убивать, но я не видел смысла изводить этих симпатичных подвязковых змей. При этом как-то избавляться от них было нужно, потому что моя хозяйка твердо обещала получить инфаркт, если ей вдруг случится хоть раз наступить на змею.

Так что я ловил этих тварей и депортировал их через дорогу, где, вполне возможно, девять пожилых дам получили потом свои инфаркты, найдя змей среди зубных щеток. К счастью, я ни разу не проходил мимо их дома, когда выносили тела.

Я выпалывал из сиреневых кустов побеги ежевики. Время от времени старуха говорила, чтобы я забирал цветы домой; сирень была очень красивой, я нес ее по улице, держа высоко перед собой и гордясь так, словно это были стаканы со знаменитым детским напитком: отличное цветочное вино.