Ричард Бротиган - В арбузном сахаре. Рыбалка в Америке (сборник)

Я колол для старухи дрова. Она готовила еду на дровяной плите, а зимой топила огромную печь, с которой управлялась в темном океане подвала, точно капитан подводной лодки.

За лето я перетаскивал в подвал столько бесконечных связок дров, что постепенно у меня начинало мутиться в голове, и в дрова превращалось все: облака в небе, машины на улице и даже коты.

Я переделывал кучу разных мелочей. Находил отвертку, потерянную в 1911 году. Весной собирал полные кастрюли черешни, а то, что оставалось на ветках, забирал себе. У по-идиотски разросшихся во дворе деревьев отрезал лишнюю глупость. Чаще всего у того, которое торчало рядом с кучей досок. Полол сорняки.

Как-то осенью старуха одолжила меня соседке, чтобы я залатал той небольшую дырку в крыше сарая. Женщина дала мне доллар на чай, я сказал спасибо, а когда через несколько дней пошел дождь, то все газеты, которые она семнадцать лет копила для растопки, промокли насквозь. С тех пор, проходя мимо дома, я всегда встречал ее укоризненный взгляд. Мне еще повезло – могла линчевать.

Зимой я не работал. Сезон завершался в октябре сгребанием листьев, какой-нибудь другой ерундой или переносом последних невнятно шепчущихся подвязковых змей через дорогу – на зимнее поселение в Валгаллу [34] Валгалла – в скандинавской мифологии: место последнего упокоения великих людей и героев. , сооруженную из зубных щеток пожилых дам.

Весной звонил телефон. Каждый раз я удивлялся, услышав слабый старушечий голос – тому, что она до сих пор жива. Я скакал к ее дому, и все начиналось снова: я зарабатывал несколько баксов и гладил по шерсти разомлевшее на солнце чучело.

Однажды весной старуха велела мне залезть на чердак: разобрать там коробки с барахлом, другое барахло выкинуть, а третье разложить по якобы местам.

Я провел на чердаке три часа в полном одиночестве. Я попал туда в первый и, слава богу, в последний раз. Чердак был набит барахлом по самые жабры и тоже напоминал чучело чердака.

Здесь было все, что стало слишком старым для этого мира. Большую часть проведенного там времени я просто вертел головой по сторонам.

На глаза мне попался старый дорожный сундук. Развязав кучу каких-то ремней и отщелкнув множество невероятных защелок, я с трудом открыл эту чертову штуку. Сундук был набит рыболовной снастью. Там лежали удочки, катушки, леска, башмаки, корзинки и железный ящик, полный поплавков, крючков и искусственных приманок.

На некоторых крючках болтались насаженные червяки. За прошедшие годы и десятилетия они превратились в камни. Червяки стали такой же принадлежностью крючков, как металл.

Сундук был обит старым железом Рыбалки в Америке, и рядом с солнцезащитным рыболовным шлемом я нашел клеенчатую тетрадь. Я открыл ее и на первой странице прочел:

Рыболовный дневник Алонсо Хагена

Кажется, так звали брата старой леди, умершего в юности от какой-то загадочной болезни, – я знал о нем по нескольким ее обмолвкам и по фотографии, висевшей на видном месте в гостиной.

Я перевернул страницу дневника и прочел заголовок:

Таблица рыбалок и количества упущенных форелей.

Я перевернул третью страницу, и там оказалось то же самое, только год значился 1892; Алонсо Хаген ходил на рыбалку 24 раза и упустил 317 форелей, 13,2 форели за одну рыбалку.

На следующей странице стоял 1893 год, всего 33 рыбалки, упущено 480 форелей, в среднем 14,5 форели за одну рыбалку.

На следующей странице стоял 1894 год, 27 рыбалок, упущено 349 форелей, в среднем 12,9 форели за одну рыбалку.

На следующей странице стоял 1895 год, 41 рыбалка, упущено 730 форелей, в среднем 17,8 форели за рыбалку.

На следующей странице стоял 1896 год. Алонсо Хаген ходил ловить рыбу всего 12 раз и упустил 115 форелей, в среднем 9,5 форели за одну рыбалку.

На следующей странице стоял 1897 год. Он ходил на одну рыбалку, упустил одну форель, в среднем одна форель за рыбалку.

Последняя страница дневника была посвящена суммарному итогу за 1891–1897 годы. Алонсо Хаген ходил ловить рыбу 160 раз, упустил 2,231 форель, и по итогам семи лет среднее число упущенных форелей составило 13,9 за одну рыбалку.

Под итогами стояла небольшая эпитафия Рыбалке в Америке, составленная Алонсо Хагеном. В ней говорилось примерно следующее:

Быть посему.

Я ловлю рыбу семь лет

и не поймал ни единой форели.

Я упустил всех форелей, которые прикасались к моему крючку.

Они срывались,

спрыгивали,

сворачивались,

ломали удочку,

уматывали,

уебывали.

Ни разу не давались мне в руки.

Я разочарован до глубины души,

Но, можно сказать, преуспел:

В изучении полного краха.

Так пусть на следующий год кто-нибудь другой

идет ловить форель.

Кто-то должен занять

мое место.

Мы ехали по дороге, которая вела от озера Джозефуса мимо Морской Пены дальше вниз. По пути мы остановились выпить воды. В лесу стоял памятник. Я подошел поближе посмотреть, что это такое. Стеклянная дверь сторожки была приоткрыта, изнутри на ней висело полотенце.

Я стал разглядывать фотографию на памятнике. Классическая фотография, я видел их очень много, изображала Америку такой, какой та была в 1920–30-е годы.

Мужчина на снимке немного напоминал Чарльза А. Линдберга [35] Чарльз А. Линдберг (1902–1974) – американский летчик. В 1927 году на самолете, который назывался «Дух Сент-Луиса», совершил первый беспосадочный полет через Атлантический океан. . В нем чувствовалось то же благородство, тот же «Дух Сент-Луиса» и воля – только Северной Атлантикой для него стал лес Айдахо.

Он крепко прижимал к себе женщину – одну из тех очаровательных женщин прошлого, которые таяли в объятиях, носили мужские брюки и высокие шнурованные ботинки.

Мужчина и женщина стояли на ступеньках трапа. Всего в нескольких футах от их голов начиналось небо. Люди в те времена любили и умели фотографироваться. На памятнике была табличка:

«В память о Чарли Дж. Лэнджере, главном лесничем национального парка Чаллис, капитане Билле Кэлли и помощнике пилота Артуре А. Крофтсе, погибших недалеко от этого места 5 апреля 1943 года в авиакатастрофе во время поисков потерпевшего крушение бомбардировщика ВВС США».

О, в горной глуши старая фотография хранит память об этом человеке! Фотография совсем одна. Падает снег – восемнадцать лет, прошедших со дня его смерти. Снег заметает дверь. Заметает полотенце.

Песочница минус Джон Диллинджер будет что?