Ричард Бротиган - В арбузном сахаре. Рыбалка в Америке (сборник)

Хозяйка домика вернется только осенью. Лето она проводит в Европе. Вернувшись, она будет приезжать сюда раз в неделю – в субботу. И никогда не останется ночевать – она чего-то боится. Есть в домике что-то такое, что нагоняет на нее страх.

Пард с подружкой спят в комнате, малышка в подвале, а мы на воздухе под яблоней: просыпаемся с первым лучом – посмотреть, как он поднимается над сан-францисской бухтой, засыпаем опять, снова просыпаемся на этот раз для того, чтобы могли произойти странные вещи, засыпаем еще раз уже после того, как они происходят, и просыпаемся вновь – посмотреть, как солнце выходит из бухты.

Потом мы опять засыпаем, а солнце час за часом поднимается все выше и выше, путаясь в ветвях эвкалипта, который растет на холме и заслоняет нас своей тенью. И только когда солнце оказывается над верхушкой дерева, мы просыпаемся окончательно.

Мы идем в домик, где начинался двухчасовой треп, который мы почему-то называем завтраком. Мы сидим кружком и очень медленно приводим себя в чувство, обращаясь с собой, как с хрупким фарфором, потом наконец допиваем последнюю чашку последней чашки последней чашки кофе, после чего наступает время подумать об обеде или отправиться на Фэрфакс в «Гудвилл» [44] Название сети магазинов, торгующих подержанными вещами. .

Так мы и живем в калифорнийских кустах над Мельничной Долиной. И если бы не эвкалипт, могли бы разглядывать сверху местную главную улицу. Машину пришлось поставить в сотне ярдов от домика и ходить к ней по темной, как туннель, тропинке.

Если бы все немцы, которых Пард застрелил во время войны из пулемета, вдруг выстроились в своих мундирах вокруг домика, мы бы, наверное, занервничали.

По тропинке сквозит теплый и сладкий смородиновый запах, а у мертвого неотмщенного дерева, словно мост перегородившего тропу, собираются перепела. Иногда я специально дохожу до этого дерева, чтобы поднять их в воздух. Без задней мысли. Уж очень красивые птицы. Паруса-крылья уносят их на холм.

О, так вот кто рожден для счастья! Существо, что вырывается из шотландского ракитника и поднимается над перевернутой вверх колесами машиной, ржавой среди желтой травы. Вот это, с серыми крыльями.

Неделю тому назад на рассвете я спал как обычно под яблоней и вдруг услышал собачий лай и стремительно приближающийся стук копыт. Конец света? Вторжение русских на оленьих ногах?

Я открыл глаза и увидел, как прямо на меня несется олень. Это был самец с огромными рогами. За ним гналась полицейская овчарка.

Рравваффак! Шшшшпамхпамхпамхпамхпамхпамх! ПАМХ! ПАМХ!

Олень не собирался сворачивать. Он бежал, хотя с тех пор, как он меня увидел, прошла секунда или две.

Рравваффак! Шшшшпамхпамхпамхпамхпамхпамх! ПАМХ! ПАМХ!

Когда он пролетал мимо, я мог протянуть руку и коснуться его шкуры.

Олень обогнул дом, описал дугу вокруг туалета, собака не отставала. Они скрылись на противоположной стороне холма, оставив на траве и кустах развевающиеся ленты туалетной бумаги.

Потом появилась самка. Она бежала в том же направлении, но гораздо медленнее. Наверное, в голове у нее была одна клубника.

– Эй! – закричал я. – Стоп! Хватит! Я не продаю газеты!

Олениха остановилась в двадцати пяти футах от меня и свернула за эвкалипт.

С тех пор они приходят каждое утро. Я просыпаюсь за минуту до их появления. Я просыпаюсь, чтобы их встретить – так же, как раньше я встречал рассвет. Точно зная, что они уже в пути.

Последний день осени выпал на субботу, и в церкви Святого Франциска устроили фестиваль. Было жарко, и чертово колесо поворачивалось в воздухе, словно термометр, согнутый в кольцо и наделенный музыкальным слухом.

Все это вместе относило нас в прошлое – в то время, когда была зачата наша дочь. Мы тогда только переехали на новую квартиру, и там еще не успели подвести свет. Нас окружали нераспакованные коробки с вещами, а свеча горела в блюдце так, словно в него налили молока. Тогда мы это и сделали и до сих пор уверены, что правильно.

Друг спал в соседней комнате. Оглядываясь назад, я надеюсь, что мы его не разбудили, хотя с тех пор он засыпал и просыпался много сотен раз.

Все время беременности я непонимающе таращился на то, как растет этот человеческий узел, и не мог даже подумать, что спрятанное там дитя когда-нибудь встретит Коротышку Рыбалку в Америке.

В субботу вечером мы пошли гулять на площадь Вашингтона. Мы опустили малышку на траву, и она сразу побежала к Коротышке Рыбалке в Америке, сидевшему в тени деревьев у памятника Бенджамину Франклину.

Он прислонялся спиной к тополю, что рос у правой руки памятника. На сиденье его инвалидной коляски расположились чесночная колбаса и хлеб так, словно это была витрина какого-то странного гастронома.

Малышка решила стащить у Коротышки Рыбалки в Америке кусок колбасы.

Он сперва встрепенулся, но увидав ребенка, сразу успокоился. Он стал уговаривать девочку подойти поближе и сесть к нему на безногие колени. Она пряталась за коляской, выглядывая оттуда сквозь железные прутья и цепляясь ручкой за колесо.

– Иди сюда, маленькая, – говорил он. – Иди посмотри на старого Коротышку Рыбалку в Америке.

В эту минуту памятник Бенджамину Франклину вдруг стал зеленым, как сигнал светофора, а малышка заметила на другом конце парка песочницу.

Песочница выглядела явно привлекательнее, чем Коротышка Рыбалка в Америке. И колбаса девочку больше не интересовала.

Малышка решила воспользоваться преимуществом, которое давал ей зеленый свет, и побежала через лужайку к песочнице.

Коротышка Рыбалка в Америке смотрел ей вслед так, словно между ним и девочкой вдруг разлилась река, становившаяся теперь все шире и шире.

В прошлом году перед самой Пасхой в Сан-Франциско устроили демонстрацию борцов за мир рыбалке в Америке. Напечатали тысячи красных плакатов и сами же расклеили их на своих иностранных машинах и на разных символах международной коммуникации, вроде телеграфных столбов.

На плакатах было написано: МИР РЫБАЛКЕ В АМЕРИКЕ.

Затем компания студентов-коммунистов и старшеклассников-коммунистов покинула Саннивейл – коммунистический рассадник, расположенный в сорока милях от города, – и вслед за коммунистическим духовенством и их примарксизнутой паствой двинулась маршем на Сан-Франциско.

Путь до Сан-Франциско занял четыре дня. Ночевали они в небольших городках на газонах своих товарищей.

С собой они несли программные коммунистические транспаранты рыбалки в Америке:

«НЕТ ВОДОРОДНОЙ БОМБЕ В РЫБНЫХ ВОДОЕМАХ!»

«ИСААК УОЛТОН [45] Исаак Уолтон (1593–1683) – английский биограф и автор книги «Все для рыболова», содержащей набор приемов и хитростей рыбной ловли. Одна из самых популярных книг в английской литературе. НЕНАВИДЕЛ БОМБЫ!»