Колм Тойбин - Нора Вебстер

– Не знаю, что и сказать о канонике, – призналась Филлис. – Он говорит о сопрано, как будто знает всех их лично.

В зале уже собралось большинство членов. Каноник раздал список отобранных им записей.

– Мы начнем с двух Марий – Марии Канильи, которую я считаю лучшей исполнительницей Верди, и Марии Каллас, которая еще лучше, если можно быть лучше лучшей. А после этого будут Джоан с Элизабет и Роза с Ритой [50]. Нам предстоит пиршество.

Однажды, зайдя в магазин электротоваров Клоука на Рафтер-стрит за новым утюгом, Нора заметила стереопроигрыватель, цена на который была снижена.

– В нем что, какие-то неполадки? – спросила она у продавщицы.

– Нет, – ответила та, – с ним все в порядке, но поступила новая модель. Но на эту никто не жаловался. Это демонстрационный аппарат, так что я запросто включу, можете послушать.

Нора посмотрела на улицу, нет ли кого из знакомых, и сказала, что да, она не против.

– Я все приготовлю, а вы пока посмотрите пластинки и выберите что-нибудь, – предложила продавщица. – Динамики надо развести подальше или поставить на равном расстоянии от вертушки.

Нора просмотрела пластинки, прикидывая, что лучше передает звук – пение или оркестровая музыка. В конце концов она выбрала сборник “Ваша любимая музыка” и протянула его продавщице.

– Поставить что-нибудь конкретное?

– Нет, если можно, лучше прослушаю подряд.

Нора встала в тени, чтобы ее не было видно с улицы. Звучал фрагмент из концерта для фортепиано Грига, и ей, хотя звук не прибавили, казалось, что пианист находится в магазине. Она отчетливо различала каждую ноту, но мало того – ощущала энергию, словно музыкант находился прямо здесь.

Ей снова повысили пенсию, тоже задним числом. Предыдущие пенсионные чеки она тоже еще не потратила. Но если она купит эту штуковину, то Джим с Маргарет, Уна и даже Фиона сочтут, что она сорит деньгами. Нора прикинула, нельзя ли поставить проигрыватель в спальне, подальше от глаз домочадцев, но тогда от него будет мало толку.

Первая дорожка завершилась, и Нора хотела сказать продавщице, что должна подумать. Но тут начался следующий музыкальный отрывок – “Гимн Луне” из “Русалки” Дворжака. Когда-то давно она слышала “Юморески” Дворжака в сольной версии для виолончели. Сейчас звучало сопрано. Каноник Кехо узнал бы солистку, но ей имя певицы ни о чем не говорило. Голос исправно повышался с музыкой, пока не перекрывал ее. Нору наполнила грусть от того, что она прожила целую жизнь, а этого не слыхала. Но она все еще не решалась купить проигрыватель. Будет слишком много возни, подумалось ей, – сначала переносить его в машину, а потом ставить в дальней комнате низкий столик, настраивать. Она не знала, к кому обратиться за помощью, чтобы не показаться расточительной. Когда запись кончилась, она кивком уведомила продавщицу, что этого достаточно.

– Мне нужно подумать, – сказала она и улыбнулась.

Однажды вечером, несколько недель спустя, она приехала на собрание “Граммофона” рано и оказалась в зале наедине с доктором Редфордом и его женой. Давным-давно доктор одолжил Морису книгу – она понятия не имела какую, но Морис ее куда-то засунул. Они обыскали весь дом, но тщетно. Спросив о книге несколько раз, доктор Редфорд приехал к ним спозаранку в субботу и заявил, что ему нужно свериться с книгой, он что-то пишет. Морис еще был в пижаме, а Нора – в халате. Доктор Редфорд грозно маячил в прихожей. Он сказал, что не уйдет, пока книга не найдется. Нора вспомнила его надменный и пренебрежительный тон, когда она предложила ему чаю. Морис в передней комнате перерывал книжные полки, он пригласил доктора Редфорда присоединиться. Затем Морис принялся за большой шкаф в дальней комнате, где хранил свои бумаги. Когда доктору Редфорду стало ясно, что книги не найти, он удалился. Морис проводил его до порога, закрыл за ним дверь и целый день пребывал в задумчивости.

– Много у вас работы? – спросила Нора доктора Редфорда.

– Ох, да приемная с утра заполняется и после весь день забита, – ответила миссис Редфорд.

Норе было любопытно, спросит ли доктор Редфорд о книге – вдруг нашлась. Не мог же он забыть тот давний субботний эпизод.

Когда собрание завершилось, миссис Редфорд отвела Нору в сторонку поговорить с глазу на глаз.

– Мы заметили, как вам нравится музыка, – сказала она. – И вы ни звука не издаете, пока играет пластинка. Мы будем рады, если вы как-нибудь заглянете в Риверсайд-хаус. По вечерам мы часто слушаем музыку.

– Не уверена, что смогу, – ответила Нора. – Я стараюсь не оставлять мальчиков одних.

– Ну, тогда дайте нам знать.

Миссис Редфорд позвонила Норе на работу, спросила, не сможет ли та выбраться на следующей неделе. Ее устроит любой вечер. Нора крайне удивилась, поймав себя на том, что договаривается на понедельник к восьми. В четверг же на собрании “Граммофона” чета Редфорд села рядом с Норой, и в паузах между записями миссис Редфорд толкала ее в бок и делилась мнением о музыке. На выходе с ней заговорил доктор Редфорд:

– Давайте решим, что будем слушать в понедельник из вашего любимого, – а может быть, мы поставим вам и что-нибудь новое.

Нора рассказала об этом Филлис, и та посоветовала все отменить.

– Это жуткие зануды. Он верный сын Тринитиколледжа и Ирландской церкви. Странно, что у него вообще есть пациенты.

– Зачем они меня пригласили?

– Им нравится пускать пыль в глаза.

– Но мне-то зачем пускать?

– Они увидели, что вы нравитесь всем там.

– Не думала, что меня вообще кто-то заметил.

– После всего, что вы пережили, все считают вас…

– Кем?

– Достойной уважения, наверно. Уж как минимум.

Дом находился между Милл-Парк-роуд и рекой. Два входа – маленький, с вывеской “Кабинет врача”, и побольше, который вел в старое двухэтажное здание с садом.

Открыла миссис Редфорд.

– Зовите-ка меня Эли, – сказала она. – У нас не приняты церемонии. Тревор наверху. У него есть старый пациент, который живет неподалеку от Блэкступса, он очень слаб, и если позвонят, то Тревору приходится ехать. Но имени его я не назову, иначе Тревор меня убьет. Мы ведь должны соблюдать полную конфиденциальность.

Тревор появился в красном пуловере и белой рубашке с открытым воротом.

– Я думаю, что перво-наперво мы немного послушаем Шуберта, – заявил он. – Вы не против? И можно выпить джина с тоником.

Он проводил ее из прихожей направо, в длинную комнату. Везде, где у других красуются фарфор или книги, у Редфордов стояли пластинки. Проигрыватель располагался на подставке, по обе стороны от камина высились большие колонки.

– Старый Ройкрофт гордится своей коллекцией, – сказал доктор Редфорд, – и у него, конечно, есть раритеты, но он был ошеломлен, когда пришел сюда и взглянул на верхнюю комнату, где мы храним большую часть пластинок. Я много работаю, и если другие предпочитают гольф или сафари, то мне по душе вот это. Музыка.