Таня Валько - Арабская кровь

– Неплохо.

Муаид переваривает сильнодействующее описание ситуации. Его лоб покрывается капельками пота, а лицо становится пепельным.

– Ты хорошенько все обдумай. Лучше использовать этот материал, чтобы, например, подорвать подземные бункеры в Триполи. Говорят, они тянутся под всем городом.

Не желая больше муссировать деликатную тему, гость встает и, помахав на прощание рукой, идет отдыхать.

После такого нервного спора Хамид не может уснуть и переворачивается с боку на бок. «Что за времена! – думает он. – Я убежден, что Муаид хочет кого-то убить лично. Почему так происходит? Ведь он милый, чуткий и образованный человек. К тому же богатый. А мы объясняем все теракты недостатком образования и нищетой. Откуда у этого ливийца такая решительность и кто должен стать его жертвой?» Саудовец слышит какие-то голоса, доносящиеся с первого этажа. Он решает подслушать. Может, ему удастся разузнать что-нибудь о планируемой акции?

– Хасан, друг мой! – говорит Муаид театральным шепотом, который разносится эхом по всему пустому дому. – Даже не думай об этом! Ты никогда в жизни до него не доберешься! Вряд ли получится подойти к нему так близко. А у меня, милый, пропуск.

В разговоре наступает пауза, видимо, собеседник на другой стороне линии излагает свои аргументы. «Неужели это известный мне вождь революции, тот самый, который приказал мне снять трусы из микрофибры, считая, что они выдадут меня как шпиона?» – думает Хамид. «Следующий в рай!» – тяжело вздыхает он.

– Ты должен остаться в живых ради нашего дела! Должен защищать нашу страну от твердолобых и основать новое правительство! Да, да…

Снова воцаряется молчание.

– Я никому не нужен! У меня нет семьи, жена подала на развод. И вообще… Хасан! Не пытайся с ними связаться, потому что наши могут это позже использовать против тебя. Оставь это дело мне, только я на него гожусь. По крайней мере на это способен. – Вздох хозяина долетает даже до второго этажа и проникает в душу Хамида. «Значит, я не ошибся, – удовлетворенно, но вместе с тем с грустью думает саудовец. – Черт возьми! Wallahi! Почему именно таким способом? Почему лично, почему нужно лишать себя жизни? Ведь наверняка есть тысячи других способов. Можно, например, застрелить, отравить преступника… Что он задумал? Принесет жертве торт на день рождения не из теста, а из пластика? Кто это может быть? Неужели Каддафи? Нет, это невозможно!»

Хамид потихоньку уходит из коридора и, вернувшись в комнату, ложится в кровать. Он не может успокоиться. Тысячи мыслей роятся у него в голове. Возвращаются страшные йеменские воспоминания. Под утро, вместе с призывом муэдзина на первую молитву, он засыпает, удрученный ночными размышлениями.

– Старик, выпьешь со мной кофе? – Стук в дверь будит чуткого Хамида, и он вскакивает с кровати.

– Уже лечу! – кричит он, несмотря на то, что еще не пришел в себя и у него кружится голова.

– Хочешь сегодня отдохнуть и увидеть часть Триполи? – Улыбающийся и довольный Муаид ведет себя так, как будто они вчера не обменивались резкими репликами и ночью он сладко спал, а не планировал самоубийственный теракт.

– Не хочу напрягать тебя. Может, немного поваляюсь, а потом сам пройдусь по окрестностям…

– Не советовал бы. – Ливиец выразительно качает головой и недовольно кривит губы.

– А почему? Все еще идут бои? НАТО стреляет в гражданских? Или что? – нервничает Хамид.

– Парень, ты как будто с другой планеты! – Муаид взрывается искренним смехом.

– Не понимаю.

– Сразу видно, что ты чужой, иностранец, вроде араб, но не свой. Первый же патруль выловит тебя, как только выйдешь на улицу.

Хамид вытаращивает глаза.

– Ну да, ты этого не видишь, но сейчас я тебе объясню, в чем дело.

Он делает глоток кофе.

– Во-первых, твои самые худшие тряпки лучше, чем наши на выход. Все фирменное, а у нас преобладают made in China или Turkey. Во-вторых, твой перстень блестит, как у пса яйца, – фыркает он от смеха, – и просит, чтобы тебе отрезали палец. Еще одно. Твой арабский – это чистая fusza [101], ты говоришь так, словно книжки читаешь. Этот язык вообще не похож на наш ливийский диалект. Ты даже изменяешь слова иначе. Видно, там, на Арабском полуострове, все такие образованные, – отпускает он шуточку.

– Вот, значит, как… – Хамид задумывается и после паузы поясняет: – Этот перстень я получил как бонус, когда покупал Мириам колечко на день рождения.

– Немало, должно быть, стоило то колечко, если тебе еще другое подарили, – усмехается ливиец, который до сих пор считал себя достаточно богатым.

– Гм… – Хамид разводит руки.

– Хорошо, собирайся. – Муаид смотрит на часы и встает. – Я должен, по крайней мере, на минуту забежать в мою клинику, а потом уже весь к твоим услугам. В конце концов, мне приятно находиться в таком обществе, так что не чувствуй себя обязанным.

– О’кей, раз уж ты так говоришь.

Через пять минут Хамид выходит из своей комнаты и прислушивается. Внизу царит тишина, только из-за приоткрытой двери слышен грохот передвигаемых предметов.

– Ты здесь? – Хамид неуверенно стучит и всовывает голову внутрь. Он видит Муаида, вытягивающего больших размеров коробку из дна тяжелого деревянного шкафа.

– Это спальня моей умершей матери, – объясняет он. Лицо его перепачкано пылью. – Она всегда собирала разные памятки, поэтому я хотел показать тебе пару давних фотографий Дороты и Мириам. У меня не было случая им это показать, потому что практически сразу после их приезда началась война.

Хамид оглядывается вокруг и, несмотря на царящий полумрак, видит традиционную арабскую комнату в старом добром стиле. Мебель из цельного дерева, тяжелая и богато украшенная золотым орнаментом. Восточные растительные узоры на каждом подлокотнике и изголовьях. Кровать прикрыта шелковым покрывалом синего и пурпурного цветов, а стены оклеены темными обоями. «Мириам тоже любит такой стиль», – Хамид постоянно вспоминает жену и старается представить ее юной девушкой в этом опустевшем сейчас доме. Он замечает красивый туалетный столик, на котором по-прежнему стоят флаконы с парфюмом, некоторые в виде лампы Аладдина. Кажется, что хозяйка комнаты вышла из нее только на минуту, хотя, как ему известно, Малика умерла много лет назад. И вдруг на мужчину, который немало повидал в жизни, накатывает волна страха. Он поднимает глаза и видит приколотую к раме зеркала старую фотографию.

– Моя мама, – говорит Муаид, который следит за его взглядом. – Красивая, да? – В его голосе звучит гордость.

– Да, очень.

Хамид не может не заметить большого старого черно-белого фото рядом со снимком женщины. Все знают лицо вождя, ведь оно месяцами не сходит с первых страниц газет. Здесь он молодой, очень красивый и широко улыбается. Из-за этого фото виднеется другая, как бы скрытая фотография. Хамид бросает взгляд на хозяина и, видя, что тот не возражает, осторожно берет ее двумя пальцами. Кто-то захватил в кадр влюбленного вождя, который обнимает Малику. Мужчины внимательно смотрят друг на друга. Хамид еще раз вглядывается в снимок с изображением молодого Муаммара и поворачивается к родственнику. Что за разительное сходство! Все время Хамид ловил себя на мысли, что Муаид кого-то напоминает ему. Сейчас он уже точно знает, кому предназначен семтекс, который он вез в Ливию из Саудовской Аравии.