Васкен Берберян - Дети разлуки

В это мгновение кто-то сильно потряс его за плечо, и он проснулся.

– Вставай. За тобой сейчас придут, – сообщил ему карабинер.

Франческа вернулась домой.

– Значит, ты уезжаешь… – вздохнул Герасим и закашлялся.

Габриэль получил разрешение навестить его в госпитале.

– Да, корабль отчаливает через несколько часов.

Друг улыбнулся ему. Несмотря на проводимое лечение, он совсем не шел на поправку.

Когда в Магадане Габриэль сошел с корабля, он был похож на ходячее привидение. Он сильно исхудал и пал духом, сердце его было разбито. Заключенные строились в ряды на портовой пристани, когда на Герасима вдруг напал приступ рвоты, хоть он и выглядел немного лучше.

– Должно быть, морская болезнь, – сказал он Габриэлю, который бросился к нему на помощь. Но темные пятна свернувшейся крови на асфальте не обещали ничего хорошего.

– Теперь они обязаны лечить тебя. – Габриэль постарался подбодрить товарища.

Согласно протоколу, каждый заключенный при распределении должен был пройти медицинский осмотр в местном военном госпитале, который располагался в трехэтажном здании, отведенном специально для заключенных. На самом деле там отделяли здоровых людей от больных или тех, кто был уже при смерти. Заключенные, признанные годными, продолжали свой путь на рудники, остальных помещали в специальном приюте – это был последний этап перед концом.

– Ты узнал, куда вас везут? – спросил Герасим слабым голосом.

– Я слышал, в Певек.

– Певек? Да туда даже полярные медведи не ходят!

Умирающий заключенный захрипел в агонии на соседней койке, крупная опухоль на шее душила его.

– А вчера умер тот, что лежал напротив, – сказал Герасим, кивнув на пустую кровать.

Габриэль посмотрел в окно. Магадан лежал перед ним под ослепительными лучами солнца. Он увидел причалы в порту, которые, как клешни гигантского краба, обнимали три корабля. Один из них был готов отчалить. Посмотрел на сгрудившиеся бараки, на фабрики с дымящими трубами, на холмы вокруг, припорошенные снегом. Вдалеке заметил змейку дороги, ведущей на север.

– Тебе будет его не хватать? – пошутил над ним Герасим.

Габриэль обернулся. Он привык видеть вокруг себя изнуренных людей, но Герасим был не просто изнурен. Его голова походила на череп, обтянутый кожей. Он вспомнил, когда увидел его впервые в лагере: худого, потрепанного человека, беззубого, с больными деснами. Теперь у него был тот восковой цвет кожи, какой бывает обычно у людей, чьи дни сочтены.

– Мне будет не хватать тебя, – сказал он другу.

Герасим хмыкнул, собираясь было перевести все в шутку, но от начавшегося кашля слова застряли у него в горле.

– Знаешь, когда в последний раз кто-то сказал мне то же самое? – с усилием выговорил он.

Габриэль покачал головой.

– Моя мать. Мне было пять лет, и я уезжал на лето на дачу.

Конвоир издалека жестом показал, что время свидания уже вышло.

– Мне пора.

– Хорошо.

Герасим улыбнулся своей привычной улыбкой и протянул ему руку. Ту, у которой были скрюченные пальцы.

– Ты был настоящим товарищем в пути, – шепнул ему Габриэль, и, поскольку простое пожатие руки казалось ему недостаточным, он наклонился и обнял его с искренним чувством благодарности, которое испытывал к этому человеку.

Стоя рядом со шлюпкой, часовой всматривался в порт, который медленно растворялся в морском тумане. Дым от папиросы, которую он крепко сжимал в зубах, уносило ветром.

«Линка» только что покинула Магадан. Это было старое китобойное судно сравнительно небольшого водоизмещения, значительно меньшее, чем «Иван», обустроенное для перевозки пассажиров. Оно шло к рудникам на Крайнем Севере. Добраться до них можно было только морем, потому что те немногие дороги, что попадались в этом районе, были непроходимы. На судне заключенные уже не сидели просто в трюме, каждому из них было поручено какое-то дело, уборка и ремонт.

Габриэль заметил человека, когда драил палубу. Что-то в его позе показалось знакомым. Он взял ведро и подошел чуть поближе, чтобы лучше его разглядеть, а тот, услышав шум, резко обернулся.

Это был Лев.

– Не ожидал! – воскликнул он, посмеиваясь, и шутливо приподнял свой картуз в знак приветствия.

Габриэль пристально посмотрел ему в лицо. При дневном свете было видно, что он намного моложе, чем казалось раньше. Ярко выраженные черты: широкое лицо, высокие скулы, развитые надбровья – напоминали о его народе.

– Не здороваешься со мной? – съязвил Лев.

Габриэль продолжал драить шваброй палубу, но слегка кивнул головой.

– Посмотри на меня, это приказ! – наступал тот.

Юноша остановился и поднял глаза, опершись на ручку швабры.

Лев приблизился к нему. Он стоял прямо, выпятив грудь, подбоченившись одной рукой, другой поправив фуражку, и всем своим видом показывал Габриэлю, что тот должен подчиниться.

В бледном утреннем свете на его мизинце поблескивало обручальное кольцо червонного золота.

– С. С. 1935, – подчеркнул он, ухмыльнувшись и показывая кольцо. – Не переживай ты из-за той девчонки, она была просто потаскушка. – И он закончил фразу пошлым жестом, облизав кончиком языка верхнюю губу.

Габриэль почувствовал, как ярость закипает в нем. Кольцо матери, залог любви к бедной Нине, на мизинце этого подонка вызывало в нем чувство глубокого омерзения. Он едва сдерживался, чтобы не наброситься на Льва, не опрокинуть его наземь и не задушить своими руками. Наконец-то он нашел убийцу своей возлюбленной, и желание мести переполнило его. «Никаких глупостей», – сказал он себе, памятуя совет Герасима. Нужно действовать хитростью и поймать этого подлеца, когда он того не будет ждать. Поэтому Габриэль опустил голову и с бешено бьющимся сердцем вернулся к своему занятию, надраивая палубу под ехидным взглядом Льва.

Двадцать пятое мая 1953 года, день Святой Троицы, или Пятидесятницы, дирекция колледжа решила отметить экскурсией на остров Святого Лазаря. Этот праздник, напоминание о сошествии Святого Духа на апостолов, весьма почитался отцами-мхитаристами.

– Бакунин, почему такой мрачный? Поклянись, что не думаешь о ней! – воскликнул Азнавур, садясь рядом с Микаэлем на вапоретто [54].

Тот покачал головой.

– Врешь, – засмеялся друг.

– Я просто не выспался, – ответил юноша, соврав.

Он действительно думал о Франческе, думал о ней каждый день.

После того как девушка вернулась домой, Микаэля выпустили за отсутствием состава преступления. Бригадир сообщил ему, что Франческа целые сутки и еще ночь пряталась у Марины, подруги-студентки, которая жила одна. Затем, раскаявшись, а скорее устав прятаться, вернулась в родные пенаты.

– Никакого заявления на тебя, так что можешь идти, – сказали ему.