Васкен Берберян - Дети разлуки

– Никогда не забывай этого.

– Папа, мне нужно заниматься! – Юноша поднял голову над письменным столом и посмотрел на своего отца, прислонившегося к стояку двери.

– И никогда не сомневайся в этом, – добавил Эмиль, не обращая внимания на раздражение сына. Казалось, ему нужно было сообщить сыну что-то очень важное. – Ты меня слышал? Никогда, – повторил он. – Даже если, как говорится, ты не моя кровь, ты… душа моей души, – закончил он, и глаза его увлажнились.

Матиас молча смотрел на отца, стараясь понять глубинный смысл этих слов.

– Почему ты говоришь мне об этом именно сейчас?

– Потому что нам вечно не хватает времени и потому что говорить об этом никогда не поздно. Я просто сказал тебе, и все.

Матиас задумался, запустив пятерню в кудряшки, ниспадавшие ему на лоб.

– Тогда докажи! – воскликнул он наконец, весь зардевшись. – Пусти меня на концерт в пятницу.

Эмиль вздохнул.

– Я знал, что этим все кончится, – пробормотал он. – Посмотрим, но я ничего тебе не обещаю, – добавил он, повернувшись, чтобы уйти.

– Папа! – окликнул его Матиас, бросившись к нему и обняв за шею. Последний раз он делал это, когда был ребенком.

Отец прижал его к себе так сильно, как только мог.

Он плакал, глупец этакий среднего возраста, слишком легко поддающийся эмоциям. Да, он плакал. К счастью, Ромео, крутясь у них под ногами, подпрыгивал и лаял так громко, что за шумом не было слышно его всхлипываний.

Пес ревновал. Никто не смел красть у него любовь хозяина.

Только он был его любимчиком.

Сидя за туалетным столиком, Роз рассматривала свое лицо под разными углами.

В эту пятницу она не пошла в офис: хотела подготовиться к приему и особенно заняться собой – она должна была выглядеть потрясающе.

Она, как всегда, рано встала и позавтракала с мужем и детьми. Пока фирма-кейтеринг, нанятая ею для обслуживания гостей, уже наполняла кухню разными коробками, тележками и всей необходимой утварью, она отвезла детей в школу на своей машине. Как это часто случалось, спускаясь с холма и делая виражи на всех двенадцати поворотах, она испытывала гордость и удовлетворение.

Это был Форест Хиллс, ее квартал, престижный квартал, квартал тех, кто высоко поднялся по социальной лестнице.

– Я отправлю за вами Ленни, – сказала она детям, имея в виду водителя, пока они выбирались из машины. Дети хлопнули дверцами и побежали к величественному каменному зданию, в котором размещалась школа.

Когда она вернулась домой, ей пришлось отвечать на многочисленные вопросы прислуги.

– Госпожа, желаете мусс или запеканку с семгой?

– Сколько столов поставить под навесом?

– Под каким соусом подавать клешни королевских крабов?

– Будем накрывать по периметру бассейна тоже? Желаете подогрев?

– Какие фужеры для шампанского?

– Добавить бразильские орехи в хлеб нашей выпечки?

Роз отвечала всем, заботясь о каждой, даже самой ничтожной мелочи, вплоть до указаний, на каком расстоянии друг от друга должны стоять тарелки, каким шрифтом печатать фамилии участников приема на карточках для стола и куда сажать каждого известного гостя.

– Никогда не сажайте рядом двух политиков или, того хуже, двух красивых женщин, – шутила она.

В какой-то момент шеф-повар послал за ней, чтобы решить срочный вопрос у плиты. Роз уже входила в кухню, когда рассеянный официант смахнул бутылку шабли и она разбилась, оросив все вокруг стеклянными и винными брызгами.

Роз вздрогнула и тут же взорвалась, крича и оскорбляя официанта, явно не справляясь с неконтролируемой яростью, слишком преувеличенной для такого банального инцидента. Потом она все-таки успокоилась и в некотором роде извинилась.

– Ладно, забудем. Ничего страшного, возвращайтесь к работе, – сказала она самым спокойным тоном, на какой была способна в тот момент. Потом быстро прошла в свою комнату и, взяв трубку, по памяти набрала номер.

– Артур? – спросила она. – Я должна тебя видеть. Сейчас!

Затем села в машину и помчалась в центр города, нервно крутя руль дрожащими руками. Она бросила машину в запрещенном для стоянки месте, напротив небоскреба в форме обелиска, влетела в холл, затем в лифт, поднялась на пятьдесят четвертый этаж и постучала в дверь.

– Роз, ты уже здесь? – удивился Артур, открыв ей.

– Что ж, расскажи мне, что случилось, – сказал психоаналитик, устраиваясь в кресле и предложив ей лечь на кушетку.

– В доме разбили бутылку вина, – начала она, – и я… – Она прервалась, будто не могла выразить то, что почувствовала в тот момент.

– Ты испугалась.

– Да.

– И, конечно, не из-за шума.

Роз покачала головой.

– Артур, это было ужасно, будто ничего не изменилось. Конечно, я была уже немного на взводе по поводу сегодняшнего приема, но ведь ты знаешь лучше меня, я могу контролировать это, я занимаюсь этим каждый день на работе.

Артур кивнул.

– Я почувствовала себя как та, прошлая Роз.

– То есть Новарт?

– Да, она, – ответила женщина, и лицо ее скривилось от боли. Это была реакция на хроническую болезнь, эффективное лечение которой она так никогда и не нашла.

– Я снова пережила тот вечер, будто оказалась все в той же лачуге в Ереване, наедине с моей матерью… И осколки бутылки вина на полу.

Она откашлялась, будто пытаясь освободиться от комка в горле, который душил ее, и хотела встать с кушетки, но Артур остановил ее.

– Останься там, – сказал он и сделал легкий жест рукой. – Дыши, – его тон стал более повелительным. – Вдох, выдох, – говорил он спокойно, чтобы помочь ей расслабиться и контролировать душевную боль, корнями уходившую в прошлое, которое продолжало мучить ее.

Роз подчинилась. И когда она снова заговорила, то казалась более спокойной и решительной.

– Теперь, когда Сатен умерла, мне легче находить оправдания, как для нее, так и для отца, будто мне крайне необходимо доказать их невиновность.

– Хочешь рассказать мне о том вечере? – вмешался Артур с ноткой любопытства в голосе, как если бы ему пришлось выслушивать эту историю впервые, хотя на самом деле он хорошо ее знал.

Роз провела тыльной стороной ладони по губам.

– Мне было шестнадцать, и я сильно пила. Целыми бутылками, не беспокоясь о том, что именно в них находилось, важно было отрубиться… – Внезапно она замолчала и посмотрела ему в глаза. – Я была алкоголичкой, Артур.

Артур скрестил руки и оперся подбородком на большие пальцы. Непринужденность и кажущаяся легкость, с которой Роз рассказывала о трагедии своей жизни, произвели на него впечатление.

Роз, казалось, была под гипнозом.

Взаимоотношения между психоаналитиком и анализируемым можно сравнить с любовной связью, в которой влечение и отчуждение всегда идут рука об руку. С годами Артуру удалось выстроить позитивный трансфер, притягательные и доверительные взаимоотношения со своей пациенткой. Роз – он был в этом уверен, хотя и задавался вопросом, понимала ли она это – перенесла на него то же эмоциональное отношение, которое когда-то питала к брату, своему идолу, человеку, которого она любила больше всех на свете и которого у нее жестоко отняли, вырвав из объятий, когда она была еще совсем маленькой.