Джон Кутзее - Бесчестье

Четвертый катышек, врезавшись в его плечо, взвивается в воздух. Сосед по ряду удивленно косится на него.

На сцене продолжается действие. Сидней, парикмахер, вскрывает роковой конверт и зачитывает вслух ультиматум домохозяина. Им надлежит выплатить до конца месяца задолженность по оплате помещения, в противном случае «Глобус» закроют. «Ну и что нам теперь делать?» – стонет Мириам, женщина, моющая клиентам головы.

– С-с-с, – доносится сзади шипение, тихое, но не настолько, чтобы его не услышали и в первом ряду. – С-с-с.

Он оборачивается, и новый катышек ударяет его в висок. У задней стены стоит Райан, все тот же дружок Мелани, – в эспаньолке и с кольцом в ухе. Их взгляды встречаются. «Профессор Лури!» – хрипло шепчет Райан. Сколь ни возмутительно его поведение, он, похоже, чувствует себя совершенно непринужденно. Легкая улыбка играет на его губах.

Представление продолжается, но теперь вокруг него явственно нарастает нервозность. «С-с-с», – снова шипит Райан. «Тише!» – восклицает, обращаясь к нему, хоть он и не издал ни звука, женщина, сидящая от него через два кресла.

Прежде чем ему удается добраться до прохода, отыскать путь к дверям театра и выйти в ветреную безлунную ночь, приходится миновать пять пар коленей («Простите… Простите…»), косые взгляды, сердитый шепот.

Какой-то звук сзади. Он оборачивается. Вспыхивает кончик сигареты – Райан последовал за ним на парковку.

– Вы не собираетесь объясниться? – резко выпаливает он. – Объяснить ваше ребяческое поведение?

Райан затягивается.

– Я лишь оказал вам услугу, проф. Вы так и не усвоили урока?

– Какого еще урока?

– Что надо держаться поближе к своим.

«Поближе к своим»… Какое право имеет этот мальчишка указывать ему, кто свой, кто не свой? Что он знает о силе, толкающей совершенно посторонних людей в объятия друг друга, обращая их, вопреки всякому благоразумию, в родню, в «своих»? Omnis gens quaecumque se in se perficere vult [49]. Семя поколения, ведомое потребностью исполнить свое предназначение, вводимое в глубины женского тела, ведущее будущее к жизни. Вел, довел.

Райан нарушает молчание:

– Оставьте ее в покое! Мелани, стоит ей увидеть вас, плюнет вам в глаза!

Уронив сигарету, Райан делает шаг вперед. Звезды так ярки, что двое мужчин, стоящие друг против друга, верно, выглядят со стороны охваченными огнем.

– Найдите себе другую жизнь, проф. Так будет лучше, поверьте.

Он медленно едет, возвращаясь домой, по Мэйн-роуд Грин-Пойнта. «Плюнет вам в глаза»… Этого он не ожидал. Рука на руле подрагивает. Болезненные пинки существования – пора бы ему научиться принимать их с большей легкостью.

Множество пешеходов на улицах; на светофоре один из них, вернее, одна – высокая девушка в коротенькой кожаной юбочке – привлекает его внимание. «Почему бы и нет? – думает он. – Как-никак нынче ночь откровений».

Они останавливаются в тупичке на склоне Сигнального холма. Девушка то ли пьяна, то ли накачалась наркотиком – ничего связного от нее добиться не удается. Тем не менее обслуживает она его настолько хорошо, насколько он вправе был ожидать. Потом она лежит, уткнувшись лицом в его пах, отдыхая. Она моложе, чем казалась при уличном свете, моложе даже, чем Мелани. Ладонь его покоится на ее затылке. Дрожи как не бывало. Он ощущает сонливость, довольство и странную потребность защитить эту девушку от бед.

«Вот и все, что нужно! – думает он. – И как это я позабыл?»

Не дурной человек, но и не хороший. Не холоден и не горяч, даже в самые пылкие минуты. Не горяч по меркам Терезы, да, собственно, и Байрона. Лишенный огня. Таков и будет вынесенный ему приговор – приговор вселенной и ее всевидящих глаз?

Девушка, поерзав, садится.

– Где ты меня подцепил? – лепечет она.

– Сейчас я отвезу тебя туда, где подцепил.

Он продолжает время от времени позванивать Люси. В разговорах дочь старательно уверяет его, что на ферме все в полном порядке, а он притворяется, будто верит ее словам. Она говорит, что у нее много возни с клумбами, на которых уже расцвели весенние цветы. Мало-помалу оживает и псарня. Люси взяла на полный пансион двух собак и надеется получить еще. Петрас занят своим домом, но занят не настолько, чтобы не помогать ей. Часто приезжают супруги Шоу. Нет, в деньгах она не нуждается.

И все же что-то в тоне Люси лишает его покоя. Он звонит Бев Шоу.

– Ты единственная, у кого я могу спросить, – говорит он. – Как там Люси? Только честно.

Бев настораживается.

– А что она тебе рассказала?

– Она говорит, все хорошо. Но голос у нее как у зомби. Впечатление такое, что она сидит на транквилизаторах. Это так?

Бев уклоняется от ответа. Впрочем, она говорит – и похоже, тщательно подбирая слова, – что есть кое-какие новости.

– Какие?

– Этого я сказать не могу, Дэвид. Не заставляй меня. Люси должна сама тебе рассказать.

Он звонит Люси.

– Мне нужно съездить в Дурбан, – говорит он, и говорит неправду. – Не исключено, что я получу там работу. Можно, я остановлюсь у тебя на день-другой?

– Ты разговаривал с Бев Шоу?

– Бев тут решительно ни при чем. Могу я приехать?

Он летит в Порт-Элизабет, берет напрокат машину. Два часа спустя он сворачивает с шоссе на ведущий к ферме проселок – к ферме Люси, к ее клочку земли.

Быть может, это и его земля тоже? Он не чувствует связи с нею. Несмотря на все то время, которое он здесь провел, земля эта ощущается им как чужая.

Кое-что здесь успело перемениться. Проволочная изгородь, сооруженная не очень искусно, обозначает ныне границу между владениями Люси и Петраса. На Петрасовой стороне пасутся две тощие телки, дом Петраса воплотился в реальность. Серое, лишенное индивидуальности строение стоит на холме к востоку от старой фермы; по утрам, понимает он, строение это должно отбрасывать длинную тень.

Люси в бесформенной блузе, которая вполне может быть и ночной сорочкой, открывает дверь. Прежнего бодрого выражения, выражения человека, отличающегося крепким здоровьем, как не бывало. Лицо болезненно-бледное, голова не мыта. Люси без всякой сердечности обнимает его.

– Входи, – говорит она. – Я как раз завариваю чай.

Они садятся за кухонный стол. Люси разливает чай, вручает ему пакетик с имбирным печеньем.

– Так что тебе предлагают в Дурбане? – спрашивает она.

– Это может подождать. Я приехал, потому что тревожусь за тебя, Люси. У тебя все в порядке?

– Я беременна.

– Ты – что?

– Беременна.

– От кого? Это с того дня?

– С того дня.

– Не понимаю. Я думал, ты приняла необходимые меры, ты и твой врач.

– Нет.

– Что значит «нет»? Ты хочешь сказать, что просто сидела сложа руки?

– Нет, не сидела. Я приняла все разумные меры, кроме той, на которую ты намекаешь. Аборта я делать не стану. Я не готова еще раз пройти через это.