Даниэла Стил - Высшая милость

В какой-то степени она была рада, что город закрыт. Ей требовалось время, чтобы обдумать все до того, как их накроет беда. Но опять же, если бы не землетрясение, то ничего бы не произошло. Он бы перечислил деньги Салли, чтобы тот смог подделать свои документы, и тогда, в какой-то момент, они опять провернули бы такое же дельце, но рано или поздно его бы поймали. Это все равно бы случилось. Остаться безнаказанным при жонглировании такими астрономическими суммами – на это не хватило бы ума и везения ни у кого. Это так просто и так безнадежно, так бесчестно, цинично, что разум отказывал ей в том, чтобы она поняла, как такое могло случиться…

– Ты уйдешь от меня, Сара? – Это стало для него последней каплей в море несчастья. Он хотел, чтобы она осталась с ним рядом, но было видно, что это вряд ли. У Сары чрезвычайно строгие представления насчет порядочности и честности. Она установила высокие требования для себя и других. Он знал это. И он все их нарушил. Он поставил под удар всю их семью, а это, он знал, переполнит чашу ее страданий. Семья для Сары священна. Как женщина порядочная, она и от него ожидала того же.

– Я не знаю, – прямо глядя ему в глза, отвечала она. – Ума не приложу, что мне делать. В голове полная неразбериха. Мне кажется, я не осознаю до конца всю чудовищность твоего поступка.

– И все же я надеюсь, ты не бросишь меня, – грустно и безнадежно уронил он. – Я хочу, чтобы ты осталась. – Она была нужна ему. Он не знал, сможет ли вынести все в одиночку.

– Я хочу остаться, – вновь заговорила она, плача. Только раз в жизни она чувствовала в себе такое отчаяние – когда они думали, что их малышка умрет. Слава богу, Молли спасли. Но сейчас она не представляла себе, что может спасти Сета. Даже если у него будет самый известный адвокат и они будут, как сумасшедшие, защищаться, она не может себе представить, что его смогут оправдать, особенно после того, как банк предъявит доказательства. – Просто… я не знаю, смогу ли, – прошептала она. – Давай отложим этот разговор до момента, как что-то сдвинется с мертвой точки. Предвижу, что это случится достаточно скоро…

Он кивнул. Оба они понимали, что их изоляция в разрушенном городе – это только отсрочка возмездия, но Сара была за нее благодарна, ей нужно было собраться с мыслями, приготовиться. Это было нужно ей, но не Сету – тот встал и теперь бродил по комнате как загнанный зверь. В надежде на чудо он время от времени принимался звонить, но никто не подавал никаких признаков жизни, никто и ничто – даже их брак.

Сегодня, как и в три предыдущие ночи, они лежали, далеко отодвинувшись друг от друга. Как не похоже это было на их прошлые ночи. Сет хотел заняться любовью, для того чтобы несколько успокоиться – и удостовериться, что она все еще любит его, но не придвинулся к ней. Боялся отказа. Он не обвинял ее за то, что она сейчас испытывала к нему. Он лежал с открытыми глазами на своей половине еще долго после того, как она уснула, он понял это по ее дыханию. Где-то посреди ночи проснулся Оливер и заплакал. У него резались зубы, и Сара взяла его на руки, села в большое удобное кресло-качалку в детской и долго его укачивала, пока он опять не заснул. Но она не положила его обратно в кроватку. А продолжала сидеть, держа его на руках, смотрела на луну и слушала, как вертолеты патрулируют ночной город. Было ощущение, что они находятся в боевой зоне, что было недалеко от истины. Она знала, что их ждет ужасное будущее. Ни избежать его, ни изменить, ни повернуть время вспять было уже невозможно. Так же, как город сейчас разрушен до основания сдвигом земных пластов, так и в их жизни все сдвинулось, перевернулось, разрушилось, хоть внешние признаки этого пока отсутствовали.

Остаток ночи она провела в кресле-качалке, держа на руках Оливера – его родное теплое тельце было для нее сейчас той реальностью, которая давала ей силы стоять на ногах, точкой отсчета в предстоящих поступках. В спальню она так и не вернулась. Не захотела. Она не могла заставить себя пойти и лечь рядом с человеком, жестоко обманувшим ее – надругавшимся над ее доверчивостью и любовью, предавшим их малюток-детей. Она не была уверена, что вообще когда-нибудь сможет это сделать – обнять Сета. На следующий день она из спальни перебралась спать в гостевую комнату.

В пятницу, на восьмой день после землетрясения, обитателям Пресидии было объявлено, что автотрассы и аэропорт будут открыты на следующий день. В аэропорту была установлена временная диспетчерская вышка, так как для восстановления разрушенной потребуется не один месяц. С открытием движения по 280‑й и 110‑й автотрассам у людей появлялась возможность беспрепятственно проехать на южную оконечность города, но из-за того, что мост Голден-Гейт-Бридж будет закрыт еще несколько дней, добраться до северной оконечности прямым путем пока невозможно. Было сказано также, что для ремонта моста Бей-Бридж потребуется много месяцев, а это значит, что пассажирам из района Вестерн-Бей придется добираться до своих домов только через мост Ричмонд и Голден-Гейт или по мосту Дамптон и Сан-Матео, если потребуется ехать на юг. Ежедневные поездки будут кошмарными, так как движение будет очень медленным. На данный момент только жители полуострова в субботу смогут отправиться домой.

С нескольких районов снимали блокаду, и люди могли проверить состояние своих домов. В других районах они натыкались на полицейские заслоны и желтые ленты, которыми были огорожены опасные места. Центр города с его Файнэншиал-Дистрикт все еще был опасен, и доступ в него был перекрыт. Многие офисы не могли возобновить работу. Что касается электричества, то к концу недели обещали обеспечить его подачу лишь в незначительную часть города. Ходили разговоры, что для восстановления электроснабжения во всем городе потребуется два месяца или месяц, но не меньше, и то если повезет. Город начинал потихоньку оживать, стали появляться первые признаки жизни. В убежищах много говорили о тех, кто собирался покинуть Сан-Франциско. Много лет они прожили в страхе, в ожидании сильного землетрясения. И вот оно случилось, да еще такое мощное. Одни были готовы уехать, другие склонялись к тому, чтобы остаться. Пожилые говорили, что им не так уж долго осталось жить, и, скорее всего, они не доживут до следующего такого же сильного катаклизма. Более молодые были готовы отстроить свои дома заново и начать новую жизнь. Но было много тех, кто говорил, что с них хватит, они не хотят больше жить в этом городе. Они слишком много потеряли и были слишком напуганы. Повсюду звучала какофония взволнованных голосов – в спальнях, в столовой, на прогулочных дорожках, где прохаживались люди, и даже на пляжах, которые граничили с Криси-Филд. В солнечный день было проще забыть о том, что с ними произошло. Но поздно ночью, когда все ощущали повторные толчки, случалась паника. Для тех, кто находился в городе, это был очень тяжелый период, конца которому не было видно.