Джайлс Кристиан - Ворон. Сыны грома

Сырое серое утро пахло илом и водорослями, что расползлись по глинистому островку и берегам реки. Туман лениво подымался над Секваной, словно душа, не желающая покидать мертвое тело. Викинги, зевая и пуская газы, подходили к ширстрекам кораблей. Пока их дымящаяся моча лилась в реку, подымая брызги, они терли глаза и вытряхивали из голов остатки сна. Волосы были всклокочены, бороды помяты. Мы чесались и искали в одежде вшей при блеклом свете раннего утра. Когда я поднес к лицу тыльную сторону руки, у меня в животе что-то сжалось: я ощутил на своей коже запах Кинетрит.

Просыпаясь на борту корабля, испытываешь удивительное, почти неземное чувство. Да, все на тебе сырое, иногда твои кости жалуются на жесткие доски палубы, и ты частенько сам себе кажешься травой, примятой чьим-то башмаком и ждущей, когда ветер ее поднимет. Но корабль окутывают чары сейда [21], и ты словно стоишь на невидимом мосту, ведущем в мир духов. Люди разговаривают вполголоса, все звуки приглушены, и даже наши судьбы молчат. Верно, норны еще не пробудились, или им недостает света, чтобы плести вирды, – узоры наших жизней. Ну а для человека уже начался новый незапятнанный день, и, проснувшись на спине дракона, мы готовы продолжить странствие по морскому пути.

Позавтракав сыром, вяленым тюленьим мясом и остатками хлеба, который уже сделался суше выдержанного дуба, мы собрались отчаливать. Викинги притворялись, будто заняты делом, надеясь, что им не поручат отвязывать корабли от столбов, вбитых в топкую грязь. Но, как ни старайся, на то, чтобы снять с себя мех, связать волосы на затылке и взять весло, много времени не потратишь, и на сей раз Улаф выбрал себе в помощники пятерых норвежцев. Может быть, не хотел больше испытывать терпение англичан, а вероятнее, злился на нас за вчерашний смех. Среди тех, кому не повезло, оказался и я. Мы поскальзывались и падали, барахтаясь в илистой жиже, как новорожденные ягнята в утробной слизи своих матерей, пока нам не удалось наконец отвязать корабли. Грязь лежала на нас в семь слоев. Я раздраженно крикнул Бьорну, чтобы он кинул мне веревку, повиснув на которой я мог бы отмыться. Кинетрит, наблюдавшая это жалкое зрелище с носа «Змея», хихикнула, разозлив меня еще пуще.

Брам поднял облепленный грязью якорь, мы просунули весла в отверстия, окунули лопасти в спокойную воду и двинулись навстречу солнцу, которое медленно выкатывалось на хмурый небосвод в своей золотой колеснице. Я воспрял духом. Утреннее купание смыло с кожи запах Кинетрит, но при этом очистило меня и от злобы. Чувствуя, как ветер сушит мои волосы, а гребля согревает мышцы, я вспоминал недавнюю неприятность почти что весело. И все-таки я твердо усвоил: над Дядей лучше не смеяться.

«Фьорд-Эльк», шедший за нами следом, рассекал воду так же легко, как разогретый нож режет сало. Весла опускались и поднимались в безукоризненном согласии – слаженнее наших, ведь на борту второго дракона не было неопытных англичан. На носу, у креста, стоял Браги Яйцо, прозванный так за то, что от головы до пят на нем не было ни единого волоса. Сигурд сделал его капитаном «Фьорд-Элька» после того, как Глум, прежний капитан, предал наше братство. Сколь я мог видеть, Браги неплохо справлялся с делом. Кормчим был назначен его брат Кьяр, сменивший Глумова родича Торгильса, который погиб в одну ночь с самим Глумом и верзилой Торлейком возле пастушьей хижины среди валлийских холмов. Теперь, когда Кьяр стал кормчим «Фьорд-Элька», гордость выпирала из него так же, как у коня кое-что выпирает под брюхом, если он хочет вскочить на кобылу. Мне это пришлось по нраву: я радовался, видя, как он стоит на корме, держа румпель уверенной рукой.

День выдался хмурый, однако берега, вдоль которых мы плыли, были многоцветны, точно богатый ковер, и непрерывно менялись. Мы скользили мимо известняковых гор и долин, где довольный скот жевал сочную зеленую траву. Мы шли мимо бескрайних полей спелого желтого льна, мимо каштановых, буковых, дубовых, ореховых, еловых и сосновых рощ. Среди деревьев рыли землю свиньи и кабаны, чье хрюканье доносилось до нас по воде. Если вглядеться, можно было увидать оленя, а Бодвар заприметил огромного серебристого волка, бежавшего от реки в глубь берега, и крикнул, чтоб мы все посмотрели. Но зверь успел скрыться от наших взглядов.

– А кто запретит нам полакомиться мясом в землях этого императора? – прогрохотал Брам Медведь, не обращаясь ни к кому из нас в отдельности.

Мы не нашлись, что ему ответить, и потому вскоре, привязав корабли к ивам, стоявшим у реки, поймали и зарезали четырех свиней и старого кабана, да еще прибавили к ним трех заблудившихся цыплят, найденных Флоки Черным. Бьорн и Бьярни соорудили при помощи шкур и кольев коптильный шатер, внутри которого повесили куски мяса над медленно горящим костром из дубовых и яблоневых поленьев. Покончив с этим делом, братья сели вместе с нами у большого открытого огня. На вертеле поджаривался кабан с цыплятами. Кинетрит и Эгфрит ощипали птичьи тушки, начинили их луком и натерли уэссексским маслом, кориандром и солью. Дух пошел такой, что у нас потекли слюни, а когда Ирса с Хастейном Краснолицым вынесли пузатые бурдюки и стали разливать пенящийся мед в роги и чаши, я и вовсе подумал, будто попал в Вальхаллу.

– Этот край недурен на вкус, – пробормотал Брам, жуя мясо и тыльной стороной руки вытирая жир с губ. – Еды здесь больше, чем человеку под силу съесть.

– И никто ее не охраняет, – прибавил Свейн. Широкая улыбка разомкнула его блестящую рыжую бороду, и он оторвал зубами новый кусок мяса. Мясо и мед были для викингов так же дороги, как золото и женщины, а может, и еще дороже. – Эти франки слишком щедры, – продолжил Свейн, обсасывая пальцы. – Жаль только, нет свинопасов, которых можно было бы поколотить. Без них не так потешно.

Флоки Черный вздохнул и покачал головой.

– А почему? Как, по-твоему, великанова сопля? – спросил он, приподнимая брови и глядя на Свейна.

Тот поднял цыплячью ножку, словно военный трофей, и, нарочито широко разинув рот, откусил.

– Может, Белый Христос велит своим рабам кормить бедных язычников?

Высказав такую догадку, Свейн улыбнулся от уха до уха и принялся жевать. Другие викинги усмехнулись. Саксы, не понимавшие наших речей, были довольны уже потому, что могли вдосталь набить брюхо. Только Эльдред, хотя и ел вместе с ними, не разделял их радости и как будто блуждал где-то далеко.

– Скотину не держат в загонах, потому что никто ее не крадет, – невозмутимо сказал Флоки. – Здесь тебе, Рыжий, не север. Видно, в этих землях суровые законы заставляют франков ходить по струнке. – Вытащив изо рта недожеванный хрящ, Флоки изучил его при свете костра и бросил в огонь. – Император держит страну и людей мертвой хваткой.