Сара Груэн - У кромки воды

– Это все по поводу вчерашнего вечера? Он просто вел себя как тупица. Ему сейчас чертовски нелегко. Если полковник его не простит, не видать ему больше ни цента, пока мы не найдем чудовище. Да и если найдем, полковник все равно должен будет его простить.

– Ты недооцениваешь могущество Эдит Стоун Хайд.

– Надеюсь, потому что он ей вчера утром отправил письмо. Из-за этого он так и дулся.

Я оторопела.

– Он ей написал? Что?

– Ну, мне он письмо не показывал, но я так понимаю, он сдался ей на милость и умолял о божественном вмешательстве в их с полковником дела.

– Я понятия не имела, что он собирается ей писать.

– Он не хотел, чтобы ты беспокоилась.

– Потому что я такая хрупкая?

– Потому что хочет тебя защитить.

– Он это довольно забавно проявляет.

Хэнк вздохнул:

– Если ты про вчерашний вечер, то это просто слова, Мэдди. Ты же знаешь, он не имел этого в виду.

– Я уже ничего не знаю. Я даже не знаю, помнит ли он, что было. Он таскает у меня таблетки и запивает их спиртным.

– Ты о чем?

– Я ясно выразилась.

Он посмотрел мне в глаза, словно поняв что-то.

– Когда он начал это делать?

– Он всегда угощался, но с тех пор, как мы сюда приехали, горстями берет.

– Я не знал.

Хэнк уставился в пространство. Потом, после паузы, которая, как мне показалось, длилась вечность, глубоко вдохнул и хлопнул себя по бедрам.

– Ладно. Не волнуйся, радость моя. Я его верну на путь истинный.

– Слишком поздно, – ответила я.

– Я его выведу, – твердо сказал Хэнк.

Когда за ним захлопнулась входная дверь, я шепотом повторила:

– Слишком поздно.

В тот вечер Эллис вернулся в гостиницу трезвым и до невозможности галантным. Его спокойное лицо и мирное поведение были слишком подозрительными, слишком нереальными – я гадала, не прячутся ли за ними страшная обида или гнев.

Я начала задумываться, была ли я права.

Если он действительно дальтоник, а я обвинила его в том, что он притворяется, я ничем не лучше всех остальных, кто его осуждал. Но если он притворяется и понял, что я об этом узнала, я для него опаснее заряженного пистолета.

Если полковник узнает, что Эллис солгал, чтобы уклониться от выполнения долга, то сразу же бесповоротно лишит его наследства, и ни Эдит Стоун Хайд, ни кто другой ничего не смогут поделать.

Как бы то ни было, я совершила ошибку и должна была ее исправить.

Когда на следующее утро Эллис взглянул на меня, по его лицу стало понятно, насколько мне необходимо вернуть все в обычную колею. Едва он увидел меня, у него заходили желваки, и он уткнулся в журнал.

Мне было противно то, что я собиралась сделать, и еще противнее оттого, что я знала, как это сделать. Пьеса была полностью заимствована из репертуара моей матушки.

– Доброе утро, милый, – сказала я, подойдя к нему. – А где Хэнк?

Эллис подчеркнуто облизнул палец и перевернул страницу.

– Дорогой, пожалуйста, скажи, что я сделала не так, – продолжала я. – Ты вчера так поспешно ушел, а потом едва разговаривал со мной за ужином. Я понимаю, что сделала что-то, но не понимаю что.

Он по-прежнему смотрел в журнал, словно меня рядом не было.

– Только это неправда, – убитым голосом сказала я. – Я знаю, почему ты сердишься. Из-за моей жалкой попытки пошутить, так? Эллис, пожалуйста, посмотри на меня.

Он оторвался от журнала. Лицо у него было ледяное, взгляд жесткий.

– Все из-за моей шутки с перчатками? – продолжала я. – Я хотела, чтобы мы посмеялись, и не хотела смеяться над тобой. Но можно было понять, что не надо шутить про твое состояние. Я вела себя гадко.

Он никак не отреагировал. Просто смотрел, сжав губы в мрачную линию.

Выбора у меня не было, надо было двигаться дальше, потому что другого плана я не придумала.

– Я думала, что, если скажу тебе, что перчатки зеленые, ты решишь, что Хэнк тебя разыграл, выбрав сумку для противогаза не того цвета, но все пошло не так. Надо было остановиться, едва я увидела твое лицо, но я уже так далеко зашла, что просто продолжала и решила развернуть все другой стороной. Это все так глупо… мне в самом деле нужны новые перчатки, и я просто пыталась придумать, как похитрее их попросить. Это все водевиль из меня наружу просится, но я не звезда. Я всегда была на вторых ролях. Так что могу тебя заверить, вчерашнее представление было моим дебютом и завершением сольной карьеры в розыгрышах.

Он наконец заговорил:

– Не водевиль. Бурлеск.

У меня запылали щеки.

– Да. Конечно. Просто мы всегда его так называли.

– Моя мать всегда говорила, что кровь даст о себе знать. Лучше бы я к ней прислушался.

Мой рот открылся и закрылся пару раз, прежде чем я смогла ответить.

– Наверное, я это заслужила – после всего, что наговорила тебе.

Он рассмеялся – коротко и сухо.

Ни в тот вечер, ни на следующий они не вернулись в гостиницу, так что я не знала, поверил ли Эллис в мою историю о перчатках. Они не оставили записку и никак иначе не сообщили, куда направились.

Анна, вернувшаяся в конце концов через пять дней после того, как узнала о смерти Хью, приняла мои соболезнования и просто продолжила работать, как раньше; правда, ступать она стала тяжелее, чем прежде. Она позволила мне снова убирать в комнатах, за что я была очень благодарна, потому что с ума сходила, стараясь не попадаться на глаза Роне и не зная, что сказать Энгусу, если мы вдруг окажемся наедине.

Старая карга явно разделяла взгляды Анны на уборку вещей за другими, потому что грязные носки и кальсоны Эллиса лежали там, где он их стаскивал три ночи подряд, а пижама была брошена комком в угол. Хэнк хотя бы сложил одежду на стул.

От сотни таблеток, которые я изначально нашла в комнате Эллиса, осталось только тридцать шесть.

Хэнк и Эллис вернулись в тот вечер. Когда они вошли, я глубоко вдохнула, чтобы успокоиться.

– Милая! – сказал Эллис.

Он нагнулся и поцеловал меня в щеку, прежде чем сесть рядом со мной на диван. Он него разило керосином – но не спиртным.

– Скучала по мне? – спросил он.

Хэнк плюхнулся в кресло напротив.

– В жизни не угадаешь, где мы были.

– Ей это неинтересно, – сказал Эллис, потирая руки. – Быстрее, достань подарочек!

Хэнк порылся в одной из сумок и протянул Эллису упакованную, как подарок, плоскую коробку, которую тот с чинным видом поднес мне на обеих ладонях.

Я развязала атласную ленту и сняла крышку. Внутри, в папиросной бумаге с золотыми искрами, лежала пара красных кожаных перчаток.

Кровь отлила от моего лица.

– Что скажешь? Нравятся? – спросил Эллис.

– Чудесные, – ответила я.

– Что важнее, какого они цвета?

– Красные, – отозвалась я почти шепотом.

– Хорошо, – широко улыбаясь, произнес Эллис. – Хэнк тоже так сказал, но с вами, шутниками, надо быть настороже.