Катрин Панколь - Новое платье Леони

Он побледнел.

Угол Мэдисон и 93-й улицы.

Она чуть не попала в его другое царство.

То, в котором королевой была Калипсо.

Он боялся столкновения двух королев.

Не хотел потерять ни одну, ни вторую.

– Поднявший меч – от меча и погибнет! – с пафосом воскликнула Гортензия.

Он дернулся и спросил: «А к чему ты это сказала?» Видимо, он что-то пропустил по ходу дела.

– Первый же, кто решится мне подражать, мешать, ставить палки в колеса, будет стерт с лица земли!

И она объяснила, что эта противная девка, Мэнди Мариотта, попыталась скопировать ее блог.

– Ну, я ринулась в атаку! Я пошла к ней и обещала отправить ей смертоносный вирус. Я ходила туда с Марком. Он играл роль хакера-фаната, увлеченного идеей создания смертоносных вирусов. Он сделал себе на лице поддельную татуировку. Желтый дракон в зеленых клешнях скорпиона. Она была в шоке! Больше не будет вредить, точно.

Она сдвинула брови, изобразила крутую женщину-воина. Ему опять захотелось ее схватить и начать все сначала.

Он одновременно любит двух женщин. Обеими восторгается.

Возможно ли это?

Некоторые утверждают, что так не бывает. Он мог точно сказать, что это возможно.

Скоро он уедет в Европу.

Может быть, все встанет на свои места, когда он будет далеко от парка, от школы, от стены красного кирпича на 110-й улице?

Или наоборот.

Ну, в общем, у него будет время подумать.

Ведь понимаешь, что теряешь, только после того, как уже потерял.

Эмили по-прежнему настойчиво появлялась у двери мистера Г. Она выслеживала его на улице, ждала под дождем, повисала на его руке, когда он появлялся. От отпихивал ее, она цеплялась, он поднимался по лестнице, она тащилась за ним.

– Я нуждаюсь в том, чтобы ты дал мне свое согласие! Иначе она подумает, что я сумасшедшая! Что я рассказываю какую-то ерунду!

– И я не премину ей это подтвердить! Можешь на меня рассчитывать!

– Ты не имеешь права!

– Упорствовать бесполезно. Я не позволю тебе к ней даже приблизиться.

– Тогда я поговорю с Улиссом. Я смогу его отыскать, и он разрешит мне поговорить с ней.

– Даже речи об этом не может быть! Ты знаешь, в каком он состоянии?

Он стукнул кулаком по столу в кухне, очки его соскочили на кончик носа.

– Он ходит с помощью двух тростей, а моет его Росита. И к тому же… ну, сейчас стало лучше, он может говорить. Но еще совсем недавно он не мог ни слова произнести.

– А что с ним случилось?

– В этом тоже есть твоя вина! Во всем есть твоя вина! Это ты превратила это семейство в бордель!

– Ну знаешь, слишком просто во всем обвинять меня! Я уже двадцать пять лет не видела Улисса Муньеса и вроде как я его не изнасиловала, насколько помню!

Глаза мистера Г. метали искры. Он поднял руку, замахнулся для пощечины, потом опустился на стул и выдохнул:

– Ладно. Я объясню тебе, раз ты не понимаешь. Попробую сохранять спокойствие…

В глубине его души раздался какой-то рык, но он сумел совладать с собой.

Сел, вытянул руки на столе, пристукнул, как будто хотел обозначить начало первого акта.

– Оскар регулярно жаловался отцу, что скрипка Гварнери досталась Калипсо, а не ему. Все эти деньги прошли мимо его носа, он сходил от этого с ума. Почему Калипсо? Почему? Это я должен был получить эту скрипку! Ну и в конце концов некоторое время назад терпение Улисса лопнуло, и он выставил его за дверь. Это была последняя ссора. А до этого их было немало! Оскар ушел утешаться в бар, где был завсегдатаем. И там, поскольку он начал ныть, человек у стойки бросил: «Во что ты вляпался, chiquito [22]?» Оскар посмотрел на типа, который говорил, и узнал Игнасио Очоа. Из знаменитой семьи Очоа.

– Я должна знать, кто такие Очоа?

– Улисс наверняка говорил тебе об Очоа!

– Нет. Никогда.

– Муньесы и Очоа на Кубе – все равно, что Монтекки и Капулетти в Вероне. Они враждуют на протяжении веков! Ненависть передается от отца к сыну, так сказать. В 1978 году, когда они жили еще на Кубе, Оскар и Игнасио погрызлись как псы из-за истории со спекуляцией долларами, прибывшими от кубинской диаспоры в Майами. Игнасио присвоил часть, полагающуюся Оскару, те деньги, на которые должна была жить семья Муньес. Оба в результате попали в тюрьму. В 1980 году, когда Фидель позволил кубинцам беспрепятственно уезжать в Майами, он объявил амнистию, чтобы под этим предлогом разгрузить тюрьмы. Игнасио отправился с другими marielitos [23]на корабле, который двигался в направлении Ки-Уэст. Оскар же уехал со всем семейством: Роситой, братьями и сестрами. Они обосновались в Хайалиа. Оскар и Игнасио несколько раз встречались в компаниях, но избегали друг друга. Но в этот вечер в баре, бог знает почему, когда они пересеклись, старая вражда кланов вспыхнула в их сердцах, и Игнасио не удержался и поведал Оскару то, что все знали, но молчали из уважения к семейству Муньесов. Потому что для кубинцев семья – это святое. Это Святое причастие, маленький Иисус в крестильных пеленках. И Игнасио бросил ему: «Что ты разнылся, asshole [24]! Отец Калипсо – Улисс, а не ты. И если ему хочется подарить ей скрипку, это его дело. Она в такой же степени его дочь, как и ты – его сын». Он это бросил ему прямо в лицо! И к тому же при всем народе.

– Он так сказал? – в ужасе воскликнула Эмили.

У нее зазвонил телефон, она не стала отвечать.

Мистер Г. кивнул и опять стукнул кончиками пальцев об стол. Акт второй.

И Оскар пришел в ярость. Его злейший враг открыто заявил ему о том, что он всегда знал, и это сводило его с ума: он не отец Калипсо. Он никто и звать никак. И самое смешное, обдурил его собственный отец.

– Так он знал?

– Он придурок, конечно, но не дурак. Он, несомненно, понимал, что его использовали. И чувствовал себя глубоко уязвленным. Он негодовал, понимая, что явился для тебя пешкой, это он-то! Раз попытался выместить злость на Калипсо, избил ее, искалечил. Но на этот раз в баре все было еще хуже. Оскорбление нанесли на людях. Тем более что на этом Очоа не успокоился и окунул его в грязь еще глубже. «Да как Оскар, – посмеиваясь, добавил он, – мог поверить даже на минуту, что на него польстится американка, да еще такая красотка-блондинка, уж такая соблазнительная, что от нее и мертвый заведется!» Короче, он с ног до головы его обделал, у Оскара даже голова закружилась, ему пришлось схватиться за стойку, чтобы не упасть.

– Странно, что эту тайну хранили так долго.

– …Даже Росита знала. Но она это скрывала. Она не могла допустить, чтобы разрушилась ее семья.

И он стукнул, обозначая начало третьего акта.

– Эта история нанесла очередной удар по репутации Оскара. Его и так-то соседи недолюбливали, а уж с этого момента вовсе никто уже в грош не ставил. Стали над ним издеваться, показывать пальцами рожки, когда он заходил в бар, его стали называть «этот рогоносец». El cornudo! И тогда он решил проучить своего отца.