Дженни Хан - Всем парням, которых я любила

Я обмякаю, прислонившись к нему. Нет места надежнее, чем папины руки.

– Все кувырком. Ты мне больше не доверяешь. Мы с Питером расстались. Марго ненавидит меня.

– Я верю тебе. Конечно, я доверяю тебе. И, конечно же, вы с Марго помиритесь, как и всегда. Она лишь беспокоилась о тебе, вот почему она ко мне пришла. – Нет, не так. Она сделала это назло. Из-за нее даже папа на секунду подумал обо мне такое.

Папа поднимает мой подбородок и вытирает слезы с лица.

– Должно быть, тебе действительно нравится Питер, да?

– Нет, – всхлипываю я. – Может быть. Не знаю.

Он убирает волосы мне за уши.

– Все будет хорошо.

Существует особенный вид боя, который можно вести только с сестрой, – когда говоришь слова, которые не можешь взять обратно. Ты произносишь их, потому что не можешь удержаться, ты так зол, что они сами прут из горла и из глаз. Ты так зол, что не можешь мыслить ясно. Все, что видишь, – это кровь.

Как только папа уходит и я слышу, как он идет в свою комнату, чтобы приготовиться ко сну, я без стука врываюсь в комнату Марго. Марго сидит за столом за своим ноутбуком. Она удивленно глядит на меня.

Утирая глаза, я говорю:

– Ты можешь злиться на меня сколько хочешь, но ты не имела права идти к папе за моей спиной.

Натянутым, как струны пианино голосом, она произносит:

– Я сделала это не в отместку. А потому что ты явно не имеешь понятия, что делаешь. И если ты не будешь осторожна, то, в конечном итоге, пополнишь печальную подростковую статистику, – холодно, словно разговаривая с посторонним, Марго продолжает: – Ты изменилась, Лара Джин. Честно говоря, я даже больше не знаю, кто ты.

– Да, ты определенно меня больше не знаешь, раз подумала хоть на мгновение, что я буду заниматься сексом во время школьной поездки! В джакузи, на виду у всех, кто может случайно пройти мимо? Должно быть, ты меня совсем не знаешь! – А затем я выкладываю припасенную для нее карту. – Только потому, что у тебя был секс с Джошем, еще не значит, что я буду заниматься сексом с Питером.

Марго втягивает воздух.

– Говори тише.

Я счастлива, что смогла ее тоже ранить. Я кричу:

– Теперь, когда папа уже разочарован во мне, он не может быть разочарован также и в тебе, верно?

Я разворачиваюсь кругом, чтобы вернуться к себе в комнату, и Марго следует за мной по пятам.

– Вернись обратно! – кричит она.

– Нет! – я пытаюсь закрыть дверь перед ее лицом, но она придерживает ее ногой. – Убирайся!

Я прислоняюсь к двери спиной, но Марго сильнее меня. Она проталкивает себе путь и запирает за собой дверь.

Она продвигается ко мне, а я отступаю от нее. В ее взгляде появился опасный огонек. Она в праведном гневе. Я чувствую, как начинаю сжиматься, съеживаться.

– Лара Джин, откуда ты знаешь, что у меня с Джошем был секс? Он сам тебе рассказал, пока вы двое встречались за моей спиной?

– Мы никогда не встречались за твоей спиной! Это было совсем не так.

– Тогда как это было? – требует она.

Рыдание вырывается из моего горла.

– Мне он первой понравился. Он нравился мне в то лето, перед девятым классом. Я думала… Думала, что я тоже нравлюсь ему. Но потом в один прекрасный день ты заявила, что вы встречаетесь, так что я, я просто проглотила это. И написала ему прощальное письмо.

Лицо Марго искажается в усмешке.

– И ты серьезно полагаешь, что я пожалею тебя сейчас?

Нет. Я просто пытаюсь объяснить, что произошло. Он мне перестал нравиться, клянусь. Я никогда не думала о нем в этом смысле. Но потом, после того как ты уехала, я поняла, что глубоко внутри у меня все еще остались к нему чувства. А когда мое письмо было отправлено и Джош все узнал, я начала притворяться, что встречаюсь с Питером…

Она покачивает головой.

– Просто прекрати. Я не хочу этого слышать. Я даже не знаю, о чем ты прямо сейчас говоришь.

– Мы с Джошем поцеловались только разок. Один раз. И это было огромной ошибкой, я даже не хотела этого делать вообще. Ты та, кого он любит. Не я.

Она отвечает:

– Как я теперь могу верить в то, что ты мне говоришь?

– Потому что это правда. – Дрожа, я продолжаю: – Ты понятия не имеешь, какой властью обладаешь надо мной. Сколько значит для меня твое мнение. Как сильно на тебя я равняюсь.

Лицо Марго морщится, она сдерживает слезы.

– Знаешь, что мама всегда мне говорила? – она поднимает выше подбородок. – «Позаботься о своих сестрах». Вот это я и делала. Я всегда старалась ставить тебя и Китти на первое место. Ты хоть представляешь, как было тяжело находиться так далеко от вас? Как было одиноко? Все, что я хотела, – просто вернуться домой, но не могла, потому что должна быть сильной. Должна быть. – она с трудом сглатывает воздух, – хорошим примером. Я не могу быть слабой. Я должна показать вам, как быть смелой. Потому что… потому что мамы нет здесь, чтобы сделать это.

Слезы скатываются по моим щекам.

– Знаю. Тебе не нужно мне этого говорить, Гоу– Гоу. Я знаю, как много ты для нас сделала.

– Но потом я уехала, и, похоже, что вы больше во мне так сильно не нуждаетесь, как я думала, – ее голос срывается. – Вы прекрасно обходитесь и без меня.

– Только потому, что ты меня всему научила! – выкрикиваю я.

Лицо Марго смягчается.

– Прости, – плачу я. – Я так сожалею.

– Ты мне нужна, Лара Джин.

Она делает шаг мне навстречу, и я шагаю по направлению к ней. Мы падаем в объятия друг друга, рыдая. Облегчение, которое я испытываю, неизмеримо. Мы сестры, и нет ничего, что она или я могли бы сказать или сделать, чтобы это изменить.

Папа стучится в дверь.

– Девочки? У вас все в порядке?

Мы смотрим друг на друга и одновременно произносим:

– Все хорошо, папочка.

КАНУН НОВОГО ГОДА.

Канун Нового года всегда был для нас домашним праздником. Мы делаем попкорн и пьем игристый сидр, а в полночь выходим во двор и зажигаем бенгальские огни.

Несколько друзей Марго из средней школы устраивают вечеринку в коттедже в горах. Она заявила, что не собирается ехать и лучше останется с нами, но мы с Китти заставили ее. Я надеюсь, что Джош тоже поедет и они поговорят. И кто знает, что произойдет дальше. В конце концов, это же канун Нового года. Ночь для новых начинаний.

Мы отправили папу на вечеринку, устроенную кем– то из больницы. Китти выгладила рубашку, а я выбрала галстук, и мы выпроводили его за дверь. Думаю, бабушка права; не хорошо быть папе одному.

– Почему ты до сих пор грустишь? – спрашивает меня Китти, когда я насыпаю для нас попкорн в тарелку. Мы на кухне; она сидит на табурете у барной стойки и болтает ногами. Щенок свернулся клубочком под ее стулом, смотря на Китти полными надеждой глазами. – Вы с Марго помирились. Чего горевать-то?