Питер Дарман - Парфянин. Книга 1. Ярость орла

– Отличный выстрел, – сказал я, подходя к мертвому римлянину и вытаскивая окровавленный кинжал из его паха. Всего в нескольких шагах от него лежал Тит Секст, его грудь была залита кровью, но он еще дышал. Я встал над ним. В его глазах по-прежнему пылала ненависть.

– А это, моя дорогая, Тит Секст, командир гарнизона Фурии, – сообщил я Галлии. – Человек, который нарушил условия нашего торгового соглашения. Что мне с ним сделать?

Галлия подошла ближе, держа в руке лук. Меч болтался у нее на бедре.

– Убей его.

Резня вокруг, кажется, прекратилась, люди Нергала окружили оставшихся в живых легионеров, сбили их в кучу и поставили под охрану. Несколько матросов выпрыгнули на берег и попытались столкнуть свои корабли обратно в море, но их перебили стрелами, а их товарищи сдались. Одни сходили с кораблей, подняв руки, другие, сгорбившись, сидели группами на песке. Мои люди полезли на борт всех двенадцати судов и тщательно их обыскали, но лишь на одном корабле, том, на который я поднимался, оказались какие-то товары. На остальных же лежали лишь груды мешковины, наваленные кучами и прикрытые полотном, чтобы изображать громоздкие ящики. Когда посланные мной воины взошли на борт, чтобы осмотреть доставленные товары, их тут же убили. Вот вам и честное слово римлян!

Я велел Нергалу обыскать корабли на предмет оружия, одежды и всего прочего, что могло бы нам пригодиться, включая те кольчуги, с помощью которых меня пытались провести, а также снять с кораблей все весла и сложить их на берегу. Они послужат дровами для погребального костра для наших павших товарищей, предательски убитых римлянами. Гребцов, легионеров и других членов команд после этого отвели обратно на корабли и заковали в цепи под палубой. Галлия перевязала мне руку. Тит Секст еще пускал кровавые пузыри.

– Стоило получить рану, чтобы ты за мною поухаживала, – сказал я ей.

– Кому-то же нужно за тобой присматривать. Если бы я прискакала на минуту позже, ты лежал бы сейчас там вместо этого римлянина, – она кивнула на Секста.

– Тогда еще вопрос. Как ты оказалась здесь? Я крайне тебе благодарен, но все же…

Она закончила меня перевязывать, сняла с плеча лук и достала из колчана стрелу.

– Клавдия вчера ночью видела сон. Ей приснилось, что тебя убили здесь, на этом берегу, – она отошла на пару шагов вперед, натянула тетиву и пустила стрелу, которая со свистом пронеслась по воздуху и поразила раненого легионера, который пытался уползти, оставляя за собой кровавый след. Он застыл и больше не двигался. – Вот она мне его и рассказала, а я сообщила Нергалу, что ты в опасности, – она снова повесила лук на плечо. – И вот я здесь.

– Клавдия видела сон!

– У нее дар предвидения, – подтвердила она.

Я громко рассмеялся. Она бросила на меня строгий взгляд, острый как кинжал.

– Так она ведь оказалась права насчет сегодняшних событий, не так ли, принц Парфии? Не стоит отмахиваться от того, чего ты не понимаешь.

От необходимости отвечать меня спас Тит Секст, издавший громкий стон. Я приказал двум воинам поднять его и отнести на корабль, забросить в кормовую каюту и забить гвоздями дверь. Все палубные люки были аналогичным образом заколочены. Пятьдесят тел наших погибших товарищей сложили на погребальный костер и подожгли. Я велел отправить повозки обратно в лагерь, и они уехали; лошади оказались избавлены от тошнотворного запаха горящей человеческой плоти, которая заполнила воздух. Рядом появился Нергал и швырнул к моим ногам пленного.

– Он говорит, что знает тебя, принц.

Это был евнух.

– И впрямь знает, Нергал. И некоторое время пробудет здесь с нами.

– Это была не моя идея, мой господин, – дрожащим голосом пробормотал евнух. – Это все Марк Аристий придумал.

Я схватил его за горло и поднял на ноги.

– В этом я не сомневаюсь, но его-то здесь нет, а ты есть. И это для тебя большое несчастье.

– Что делать с кораблями, принц? – спросил Нергал.

– Сжечь!

Он отдал приказ, и вскоре все корабли запылали после того, как были подожжены кучи мешковины, сложенные на палубах и пропитанные маслом. Через несколько минут все они горели ярким пламенем, и оно пожирало дерево, полотно и паруса. Вопли запертых в трюмах пробивались сквозь рев адского пламени. Я смотрел, как горят корабли, а крики и вопли понемногу стихли, и единственным звуком, нарушавшим тишину, осталось лишь потрескивание горящих судов. Я велел Нергалу оставить мне десяток людей, а самому с остальными уходить обратно в лагерь. Обнял Галлию и сказал ей возвращаться вместе с Нергалом.

– А ты что намерен делать? – спросила она.

– Платить по счетам, – ответил я, глядя на евнуха.

Мы отвели этого хнычущего типа на милю от берега. Его пришлось тащить за веревку, которой были связаны его руки. Он все это время пытался оправдаться, спасти себя, объясняя, что лишь выполнял приказ своего хозяина. Так оно, видимо, и было, но меня это не интересовало. Все, о чем я сейчас мог думать, так это о том, как меня предали и чуть не убили, и сколько моих людей погибло, и теперь на берегу остались лишь их тела, пылающие в погребальном костре. Мы остановились в месте, где пересекались две проселочные дороги. Я приказал двум воинам найти молодое дерево, срубить его и обрубить все ветки. Мы спешились, и я выпил немного воды, потому что вдруг почувствовал ужасную жажду. Дорога была избита и изрыта копытами лошадей и колесами повозок, что прошли по ней раньше. Я не делал попыток с кем-то заговорить, поскольку все еще кипел от бешенства из-за предательской подлости римлян. Уж не знаю, почему я так бесился, ведь чего еще можно было ожидать от таких врагов? И, тем не менее, то, что они нарушили данное мне слово, здорово меня задело.

Прошла, казалось, целая вечность, когда мои воины вернулись наконец с обтесанным стволом футов шести в длину и дюймов четырех в диаметре. Я приказал заострить один конец, а потом велел раздеть евнуха догола и разложить на земле лицом вниз.

– Не надо, мой господин, не надо, умоляю тебя! – вопил тот, пока ему привязывали к щиколоткам и запястьям веревки и четверо воинов растягивали его на земле. Я стоял совершенно бесстрастный, не обращая внимания на его вопли, а заостренный конец ствола между тем загнали ему в задний проход, а затем стали забивать дальше с помощью молота, которым орудовал особенно мускулистый воин. Пронзительные крики и стоны так и сотрясали воздух, и некоторые из моих людей кривились и морщились при каждом ударе, загонявшем острие столба все глубже в анальное отверстие евнуха. А тот бился головой о землю, в кровь разбивая себе лоб при каждом ударе, отдававшемся жуткой болью во всем его теле, но не было ему спасения от этой муки, которая становилась все сильнее по мере течения времени, а дерево дюйм за дюймом входило в его тело, пока не вышло наружу из-под правой лопатки. Потом двое воинов выкопали яму, а я протянул фляжку с водой тому воину, что бил молотом – он был весь покрыт по́том, – и велел ему передохнуть. Евнух был еще жив, он корчился от боли, но почти не издавал никаких звуков, разве что едва слышимые стоны. Мы подняли его вместе со столбом, поставили столб в яму и забили его в землю, потом засыпали выкопанной землей и утоптали, чтобы он стоял прямо. И уехали оттуда, оставив насаженного на кол евнуха дожидаться медленной и мучительной смерти. Ему потребуется два или даже три дня, чтобы умереть, может, даже больше, а тем временем сюда соберутся вороны полакомиться его плотью. Они для начала выклюют ему глаза, потом начнут терзать клювами само тело. Жестокая смерть, только жаль, что настигла она лишь эту мелкую сошку.