Марк Хелприн - Солдат великой войны

— Где наша артиллерия?

— Зачем тратить снаряды? — последовал саркастический ответ.

Дальнейшие шутки оборвало появление темной массы у подножия склона. Слишком медленной и однородной, чтобы быть тенью облака, но луна еще не вышла, а света звезд не хватало, чтобы разогнать темноту.

Разговоры смолкли. Роты слева и справа открыли огонь, но тут же минометы врага ударили, точно гигантская волна по тихому берегу, сразу же заглушив их. Амбразуры для стрельбы завалило, и теперь они могли стрелять, лишь поднявшись над бруствером, а тем временем австрийцы выплеснулись из окопов на открытое пространство.

Тень у подножия холма изменила форму — более пяти тысяч до того ползущих человек поднялись и побежали в атаку.

На неукрепленных итальянских позициях передергивали затворы. Звук напоминал сброс монет в металлический накопитель. Там и сям начали молиться, но молитвы быстро стихли, потому что началась стрельба. Сержанты принялись ругать тех, кто открыл огонь слишком рано, когда противник был еще слишком далеко, но их слова тонули в грохоте выстрелов, да и австрийцы открыли огонь. Стреляли уже все, дыма и шума прибавилось, так что уже никто ничего не видел и не слышал. Они палили туда, где видели австрийцев в последний раз, но у них сосало под ложечкой, потому что они знали: на самом деле враг гораздо ближе.

Порыв ветра унес дым. Теперь компактная масса австрийцев поредела, они двигались сразу во всех направлениях. В итальянской линии обороны выкрикивали приказы. Группы солдат внезапно вскакивали и перебегали на другие позиции. Бригада Алессандро, только номинально поделенная на подразделения, без офицеров, без патронов, запаниковала. И когда австрийцы разделились, чтобы окружить холм и проникнуть в лес, где стояли палатки, часть бригады осталась на гребне, а остальные отступили под деревья.

Алессандро с миланцем оставались, пока не расстреляли все патроны. Они не торопились стрелять, пока не смогли различать каждого солдата, и валили их точными выстрелами, но большинство составляли люди необученные, которые едва ли не всю обойму потратили впустую, когда австрийцы находились далеко, и могли попасть в кого-то разве что несколькими последними патронами. Вражеские солдаты были уже совсем близко и приближались бегом.

Когда бригада услышала дыхание австрийцев и увидела, как они появились из дыма, не осталось ничего другого, как бежать под деревья, что они и сделали, бросившись врассыпную, как куропатки.

Алессандро с миланцем держались вместе даже на бегу и оказались на поляне, где раньше горел большой костер, вместе с тысячью перепуганных солдат. Несколько офицеров, которые сумели вернуться из штаба, выкрикивали приказы, пытаясь построить солдат и навести какое-то подобие порядка, но скоро поняли, что это бесполезно. «Стреляйте из-за деревьев! Стреляйте из-за деревьев!» — закричали они, когда появились австрийцы и открыли огонь.

— У нас нет патронов! — жаловались солдаты.

— Примкнуть штыки! Прячьтесь среди деревьев! — командовали офицеры, зная, что на открытой местности всех перебьют.

Алессандро с миланцем примкнули штыки и укрылись за соснами. Пули стучали по стволам, точно дятлы, ветки падали, словно сотня лесников работала высоко над землей, подрезая кроны. К ним присоединился третий солдат. «И что нам делать?» — спросил он. Не получив ответа, ушел.

Времени на ответ не оставалось. Думая, что итальянцы настолько дисциплинированы, что воздерживаются от стрельбы из-за укрытия, австрийцы тоже прекратили стрельбу и ринулись в атаку с примкнутыми штыками и окопными дубинками. Даже самые неопытные среди итальянцев, продавцы и мальчишки только-только из дома, поняли, что теперь у них появился шанс.

Практически все австрийцы габаритами превосходили итальянцев и носили варварские шинели и полушубки, от которых итальянцев, привыкших к красивому крою, просто воротило. Алессандро подумал, что он в своей форме кажется совсем хрупким в сравнении с островерхими капюшонами, рогатыми касками и овчинными жилетами врага. И когда австрийцы бежали между деревьями, перерезая мешающие палаточные растяжки штыками и кинжалами, надвигались на него, поднимая руки с дубинками или выставляя вперед штык, Алессандро подумалось, что вся итальянская армия одета на манер официантов. Ему хотелось одновременно смеяться и плакать, но, обнаружив, что не может ни того, ни другого, он рассердился.

К нему приближались трое. Он помнил их до конца своих дней. У левого, в меховой шапке, шея практически отсутствовала, тяжелый подбородок лежал на груди. В правой руке он держал палицу на длинной рукоятке со стальными шипами и четырьмя блестящими бронзовыми пластинками на головке, в левой — короткий меч. Солдат в центре, в каске и меховом жилете, готовился нанести удар штыком. У правого, рыжебородого, на ремне поверх шинели висели кожаная кобура и ножны. Он поднял винтовку, готовясь выстрелить.

Миланца Алессандро не видел, но бежать было некуда. Хотя непосредственную угрозу для него представляли только эти трое, другие австрийцы тоже ворвались в лес и окружили всех. Не сомневаясь, что сейчас умрет, Алессандро наблюдал, как прицеливается рыжебородый.

— Вы одеты не по форме, — крикнул Алессандро, думая, что эти бессмысленные слова станут для него последними, но, к его удивлению, все трое смотрели уже не на него. Что-то грохнуло, рыжая борода задралась вверх, самого стрелка отбросило назад. Пуля, предназначавшаяся Алессандро, ушла в небо: указательный палец мертвеца конвульсивно нажал на спусковой курок, но ствол «маузера» смотрел вверх.

— Я сберег патрон, — миланец выступил из-за дерева. — Мне он не требуется. У меня аура.

Австриец в стальной каске и овчинном жилете по-прежнему бежал вперед, выставив перед собой штык. Сталь приближалась к груди Алессандро, но он не раз и не два сталкивался с подобной ситуацией на занятиях по фехтованию, которые прерывали долгие часы сидения над древнегреческим и латынью, и в тренировочном лагере речных гвардейцев. Он не сдвинулся с места, парировал удар, сместив нацеленный на него штык влево. Но и австриец был не новичком. Развернул винтовку с тем, чтобы прикладом врезать Алессандро в челюсть.

«Каски у меня нет», — подумал Алессандро, поднимая винтовку, чтобы парировать удар. Винтовки с треском ударились друг об дружку, солдаты отступили назад, выставили вперед штыки и вновь двинулись друг на друга. Но если австриец пер по прямой, то Алессандро шагнул влево и сбоку ударил штыком по винтовке противника. Штык австрийца проскочил мимо, а Алессандро отступил назад и вогнал штык в укрытый овчиной бок австрийца.

Австриец дернулся, и его штык, не задев кости, взрезал левое предплечье Алессандро, совсем как нож мясника режет вырезку, но сила уже ушла из его рук. Штык смотрел в сторону, когда Алессандро вторым ударом пронзил солнечное сплетение австрийца. Острие достигло позвоночника, австриец содрогнулся и рухнул на снег.