Марк Хелприн - Солдат великой войны

Они шли молча, пока Николо не начал пританцовывать.

— У тебя так много энергии, что ты не можешь сдержаться, да?

— Не знаю.

— Превосходно. Мне бы твою силу, так я объединил бы Европу за полторы недели.

— Вы тоже были молодым, — напомнил Николо. — Почему же тогда не объединили Европу?

— Слишком много времени отнимали мысли о девушках и еще альпинизм.

— И где вы лазали по горам?

— В Альпах.

— С веревками и все такое?

— Ну да.

— И как вы это делали? Однажды я видел фильм, в котором парень упал. Вы бросали веревку, чтобы зацепиться за скалу, или как?

— Нет. Все было иначе, но, если я попытаюсь объяснить, начну задыхаться при ходьбе.

— Вы учитель. Учителя должны объяснять.

— Только не на длинном марше.

— А чему вы учите?

— Эстетике.

— А кто они такие? — спросил Николо. Ему послышалось «эстетики», и он предположил, что это послушники в каком-то монашеском ордене.

— Ты хочешь спросить, что это. Второй человек задает мне сегодня этот вопрос. Ты уверен, что хочешь услышать ответ? Если я скажу, твой кальмар умрет.

Николо снова подумал, что старик тронулся умом.

— Его привезли аж из Чивитавеккьи. — Алессандро повернулся к юноше и встретился с ним глазами. — Марко… водяная курица.

— Не надо рассказывать мне о Марко, водяной курице, — перебил его Николо. — Что такое эстетика?

— Философия и наука о красоте.

— Что?

— Что? — эхом отозвался старик.

— Этому учат?

— Я этому учу.

— Глупость какая-то.

— Почему же глупость?

— Во-первых, чему тут учить?

— Ты спрашиваешь или утверждаешь?

— Спрашиваю.

— Я объяснять не стану.

— Почему?

— Уже ответил, в книге. Купи ее и оставь меня в покое. А еще лучше, почитай Кроче [1] Кроче, Бенедетто (Croce, Benedetto, 1866–1952) — итальянский мыслитель, атеист, критик, философ, политик, историк. Его самая известная работа называется «Эстетика как наука выражения и как общая лингвистика» (1902). .

— Вы написали книгу?

— Да, и не одну.

— О чем?

— Об эстетике, — ответил Алессандро, закатывая глаза.

— Как вас зовут?

— Алессандро Джулиани.

— Никогда о вас не слышал.

— И тем не менее я все еще существую. А кто ты?

— Николо Самбукка.

— И чем ты занимаешься, синьор Самбукка?

Николо ответил нервно, точно новичок, которому еще предстоит долгая учеба:

— Я делаю пропеллеры.

Алессандро остановился и глянул на Николо Самбукку.

— Пропеллеры. Естественно! Я собираюсь пройти семьдесят километров с мальчишкой, который делает пропеллеры!

— А что плохого в пропеллерах? — удивился Николо.

— В пропеллерах ничего плохого нет, — ответил Алессандро. — Они нужны, чтобы поднимать в воздух самолеты. И где же ты их делаешь, позволь узнать? Уж разумеется, не дома.

— На АЗИ. Правда, сам я их не делаю, только помогаю. В следующем году стану учеником, а пока только помощник. Подметаю опилки, стружку, поддерживаю порядок в инструментах, приношу обед, перевожу от станка к станку большие рамы для транспортировки пропеллеров. На изготовление одного пропеллера уходит много времени. Его надо испытать. У нас есть аэродинамические трубы. Мне пока не разрешают прикасаться к пропеллерам. Даже пальцем.

— Ты закончил школу?

— Даже не начинал, — признался юноша. — Когда я был маленьким, мы переехали сюда из Джирифалько — это в Калабрии. Когда подрос, стал продавать сигареты.

— А что делает твой отец?

— Устанавливает сушилки для белья со стальными стойками, ну, вы знаете, такие, около дома.

— Полезная вещь.

— Я вас совсем не понимаю, — воскликнул Николо.

— И правильно. Мы только сегодня встретились, совсем ничего друг другу не рассказали. Я рад, что меня окружает аура загадочности.

— Да, но вы учитель.

— И чего ты не понимаешь?

— Не сходится.

— Что не сходится?

— Многое, и учителя этого не делают.

— Чего не делают?

— Не ходят по снежным полям, укрываясь от вооруженных солдат.

— На войне многие делают то, что делать не привыкли.

— Вы воевали с англичанами?

— Иногда, но они были на нашей стороне.

— Я думал, мы воевали с ними и американцами. Нет, мы любим американцев, но они были на другой стороне.

— Ты говоришь про Вторую мировую войну. Для нее я был слишком стар. Мог только сидеть на земле, пока меня забрасывали снарядами и бомбили. Я знал, как это делается: напрактиковался на предыдущей.

— А что, была еще одна? — удивился Николо.

— Да, — кивнул Алессандро, — была.

— Когда же? Впервые об этом слышу. С кем мы воевали? Вы уверены?

— Как ты думаешь, почему Вторая мировая война называется Второй?

— Логично. Может, я глупый, но о Первой я ничего не знаю. Большая была война? Долго длилась? Что вы там делали? Сколько вам лет?

— Ты сразу задал слишком много вопросов.

— Ну да.

— Если я начну отвечать, тебе придется слушать до самого Сант-Анджело. Не могу я одновременно идти и все объяснять. Дыхания не хватает. Эти холмы слишком круты для меня, чтобы читать лекцию на ходу. Есть много книг о Первой мировой. Если хочешь, я дам тебе список.

— А есть книга о вашем участии в этой войне?

— Разумеется, нет. Кто стал бы писать книгу обо мне на той войне? С какой стати кому-то захочется об этом знать, и да и кто что может знать? — Алессандро с неодобрением глянул на юношу. — Скажем там, я и сам знаю о себе недостаточно, чтобы написать автобиографию, а если бы кто-то попытался, я бы ему сказал: «Забудь обо мне, расскажи историю о Паоло, Гварилье и Ариан».

— Кто это такие?

— Неважно.

— Вы говорите со мной, синьор, как в цеху, где делают пропеллеры. Здесь не цех.

Алессандро посмотрел на него и улыбнулся.

Почти стемнело, шагая по дороге, они едва различали лица друг друга. Вновь замолчав, они слушали постукивания трости Алессандро и наблюдали, как на темном небе появляется звездный авангард, прокладывая путь для более скромных звездочек, которым в самом скором времени предстояло вспыхнуть и улыбнуться этому миру.

Они видели искры от костров, на которых сельскохозяйственные рабочие, занятые на уборке урожая, готовили ужин. А большое число падающих звезд в августе, по словам Алессандро, компенсировало отсутствие дождя.

За несколько километров от Ачерето, когда они не могли еще видеть огней города, Алессандро вновь нарушил молчание:

— Мы поедим у фонтана в Ачерето. Может, найдем какое-нибудь открытое кафе и выпьем горячего чая, но я что-то сомневаюсь.

Они шли и шли.

— Чтобы понять Первую войну, надо немного знать историю. Ты знаешь?

— Нет.

— И чего я спрашиваю? Ты же tabula rasa [2] Tabula rasa — чистый лист ( лат. ). .

— Я что?

— Неважно.

Они молчали еще минут десять. Потом Алессандро повернулся к Николо, как поворачивался уже, когда Николо упомянул о пропеллерах.