Марк Хелприн - Солдат великой войны

— Машинист просит прощения за опоздание. Его дочь сегодня выходила замуж, и он никак не мог уйти с торжества. Кроме того, это выглядело бы подозрительно. По крайней мере, он не врет, не несет чушь насчет ремонта путей или замены колеса… Он говорит, что до вулкана далеко, о чем мы и так знаем, но он успеет доставить нас туда до рассвета. Как бы ни выглядел этот паровоз, скорость он может развить очень приличную.

— Браво! — воскликнул кто-то из солдат.

Машинист неожиданно появился на площадке рядом с полковником.

— Солдаты, мой поезд очень быстрый. Ехать на предельной скорости опасно. — Он улыбнулся молодым, вооруженным до зубов парням. — Но мы на войне.

Они расселись, привалившись к бортам открытых вагонов, поставив рядом винтовки, примкнутые зачехленные штыки торчали над стальными шпангоутами и позвякивали на ветру. Один Гварилья устроился на ящике в первом вагоне. Курил новую сигару и с наслаждением наблюдал, как ветер уносит пепел. Запах табачного дыма доносился до последнего солдата в последнем вагоне. Гварилья, закинув голову, любовался звездами, словно сидел на веранде какого-нибудь летнего курорта.

Лежа справа от Гварильи, Алессандро тоже смотрел в ночное небо. Ему хотелось есть. На обед пришлось довольствоваться одними апельсинами, а они, конечно же, насытить не могли. Поезд набирал скорость, и возникало ощущение, что они не едут по земле, а летят высоко-высоко среди созвездий. Алессандро любил звезды за их недостижимость и верил, что каждая — его союзница. Словно все они были его сокровищами, а он сам — совсем другим человеком, их созерцание приносило ему ни с чем не сравнимую радость. И пусть война могла превратить солдата в ничтожество, он имел полное право радоваться тому, что они всегда ставили войну на место.

Машинист не кривил душой. Судя по скорости поезда, а вагоны немилосердно мотало из стороны в сторону, он выпил две бутылки виски и бил по регулятору молотком. Металлические части гремели и стучали. Вагоны стремились оторваться один от другого, сцепки жалобно стонали, но держали. Когда они поднялись на плоскогорье, ветер усилился, там не росло ни единого дерева, чтобы хоть как-то ослабить его. Когда дорога пошла вверх, скорость упала, и все облегченно вздохнули, решив, что машинист внял голосу разума, но, преодолев перевал, они так помчались, что у многих закружилась голова. Их сдерживала лишь сила трения, и машинист ругался, подгоняя поезд, заставляя его мчать все быстрее и быстрее.

В кромешной тьме они на огромной скорости вылетели на огромную равнину, распластавшуюся под бескрайним небом. Их взглядам предстал метеоритный дождь. Метеориты, точно трассирующие пули, сверкали в непосредственной близости от земли и, казалось, прижимали к ней небо. В темноте, без фонарей и костров, под небом остались только животные: люди попрятались в спальнях. И свет звезд говорил с этими животными, испуганными, страдающими и лишенными дара речи, говорил так отчетливо, что они его понимали, не просто говорил, но обещал освободить от тягот, одарить душой и даром речи. Солдат в вагонах, которые мчались среди тех же полей, под теми же звездами, в это соглашение тоже включили. Им обещали искупление грехов, любовь и возвращение домой.

Их высадили несколькими группами у подножия Этны. Пока офицеры разбирались с картами, многие речные гвардейцы завалились спать прямо на поле.

— Я думал, это будут такие же горы, как вокруг Рима, а тут огромная территория. Как мы узнаем, где их искать? — спросил Фабио у Валторты.

— Мы сами не знаем, — ответил лейтенант. — Придется прочесать весь сектор. Если они здесь, мы их найдем. Если нет — не найдем. Начнем отсюда и будем идти зигзагом, пока не поднимемся на вершину.

— Потребуется миллион лет, чтобы прочесать всю эту территорию, — запротестовал Гварилья.

— Нет, если растянемся по одному, — ответил Валторта, глядя на облака, зацепившиеся за вершину конуса чуть не в тридцати километрах от них. Подхватил вещевой мешок. — Так не воюют, но это и не война. С таким количеством одиночных патрулей им от нас не ускользнуть.

— А если кто-то из нас наткнется на целый десяток из них? — спросил Алессандро.

— Начинай палить по ним. Мы будем достаточно близко, чтобы услышать выстрелы.

— Возможно, вы подойдете только через час.

Лейтенант рассовывал по карманам запасные патроны.

— Что тебя беспокоит? У тебя хорошая винтовка и много патронов. Не подпускай их близко. И все у тебя будет в порядке.

— Они разбегутся.

— Мы их окружим. Переловим по одному, а потом отведем на равнину.

— Умные залягут и подождут, пока мы пройдем мимо, — сказал Гварилья. — А потом спустятся на равнину без нашей помощи.

— Не думаю, — покачал головой Алессандро. — Скорее они попытаются укрыться в чаще леса или в густом кустарнике — как животные, на которых охотятся. Полковник наверняка охотник.

— Охотник, — подтвердил лейтенант. — А ты?

— Нет, но у меня была лошадь, выдрессированная для охоты. Иногда мы преследовали дичь и к вечеру всякий раз оказывались далеко в лесу или на вершине холма.

Стояло все еще раннее утро, когда Алессандро с Гварильей, посланные обследовать соседние сектора, наткнулись на фермерский дом. Увидели амбары, мельницу, пруд. Две женщины что-то стирали в желобе — вода лилась с таким же напором, как в Альпах. При виде вооруженных до зубов солдат они замерли, точно олени, но слегка успокоились, когда Алессандро спросил, где мужчины.

— Здесь только мой отец, — ответила младшая, и тут же прижала руку ко рту, словно подписала себе смертный приговор.

— Не бойся, — улыбнулся Гварилья. — Мы хотим только поесть и искупаться.

Она убежала в сад, чтобы позвать отца.

— Зачем вам столько воды? — спросил Алессандро другую женщину.

— Мы ее продаем.

— Нам немного продадите?

— Почему же нет?

Менее чем через полчаса Алессандро и Гварилья плавали в пруду, а отец одной из девушек читал им лекцию о патриотизме и короле. Он воевал в Африке, видел других солдат, бредущих по полям, и подозревал, что Алессандро и Гварилья охотятся на дезертиров, скрывавшихся на склонах вулкана. Он настоял, чтобы они помылись и поели задаром, но они все равно отказывались отвечать на его вопросы из опасения, что он не тот, за кого себя выдает.

— Откуда нам знать, — прошептал Гварилья, с усов которого капала ледяная вода, — что он не расстреляет нас в пруду?

— Он давно уже любуется нашими винтовками, — ответил Алессандро, указав на крестьянина, который с нежностью крутил одну в руках, — и пока не пристрелил нас, правда? А кроме того, только ветераны так относятся к оружию. — Алессандро нырнул. В кромешной темноте погружался все глубже, пока давление на барабанные перепонки не заставило его повернуть назад. Как можно быстрее он вынырнул на поверхность, выпуская по пути серебристые пузыри, и стал жадно хватать ртом воздух.