Давид Фонкинос - Шарлотта

Это было лицо ее матери.

Неужто он там, ее долгожданный ангел?

Он так отчетливо виден.

Значит, ей предстоит умереть?

Она безвольно ушла под воду,

Как вдруг в ней ожили воспоминания:

Она, еще маленькая, ждет не дождется письма от мамы.

Господи, что за глупость – эта история с ангелом!

В сердце Шарлотты вспыхнула ярость,

Это и выбросило ее на берег:

Нет, она не умрет, утопившись!

Задыхаясь, Шарлотта бессильно упала на гальку.

Значит, вся ее жизнь стояла на этом обмане?

Я их ненавижу, они меня предали – все!

Все мне лгали!

Всегда, каждый миг.

Знали правду, а сами молчали.

Все всё знали, кроме меня! – выкрикивала Шарлотта.

Бессвязные звуки сливались в какофонию,

Она не могла облечь их в нормальные фразы.

Где найти такие слова,

Что смогли б описать этот ужас —

То, что ей довелось узнать,

То, о чем нельзя и помыслить.

Никогда, никогда, никогда

Не найти ей такие слова!

Да и есть ли на свете слова для подобных трагедий?!

Теперь ей стала понятна странность, с рождения жившая в ней,

Этот неистребимый ужас перед разлукой, уходом,

Уверенность в том, что она никому не нужна.

Так что же ей делать?

Рыдать, умереть… или все же смириться?

Шарлотта приподнялась и снова упала на камни,

Изломанной куклой лежит на пустынном пляже.

Спускается ночь, но теперь уже все иначе:

Эта ночь осенит своим мраком только ее.

Шарлотту трясло от февральского холода.

На коленях она доползла до Английской набережной,

Так, словно вплавь добиралась от судна до берега,

И побежала обратно по улице,

Помчалась вперед, бесшумно, как призрак, не оставляя следов, —

Промокшей тенью, вернувшейся к жизни.

Ей казалось, что старики ее ждут,

Но нет, они спали, и ей было странно на это глядеть.

Окна комнаты были распахнуты,

Лунный свет согревал их постель.

Этот свет был так мягок, почти благодатен, —

Какой контраст с недавними перипетиями!

Бабушка с дедом заснули, как примерные дети.

Шарлотта села на стул возле их кровати

И забылась сном рядом со стариками.

Несколько дней прошло во вновь обретенном покое.

Если можно назвать часы и минуты мирными,

То теперь даже их жесты – мирны.

Бабушка расчесывала волосы Шарлотты,

Такого она не делала уже многие годы,

И теперь они обе переживали мгновения радости.

Шарлотта никак не решалась задать ей вопрос:

Почему ей никто никогда ничего не сказал?

Почему?

Но Шарлотта хранила молчание —

Ей не хотелось слушать объяснения стариков.

Да и к чему они ей?

Лучше уж наслаждаться этим коротким покоем.

Похоже, что бабушка наконец-то утихомирилась,

Если, конечно, это не было очередной уловкой,

Чтоб усыпить бдительность внучки-тюремщицы.

Бабушка не забыла о своей собственной матери:

Безумие не оставляло ту ни на миг

И за будущей самоубийцей все неустанно следили.

Шарлотте хотелось надеяться, что теперь все пойдет иначе.

Она сама стала матерью для собственной бабушки,

Неделями оберегала, успокаивала старуху.

Их связывало какое-то неодолимое, сильное чувство,

И девушка поддалась иллюзии безопасности.

Однажды ночью она внезапно проснулась,

Открыла глаза – рядом с ней никого.

Как же бабушке удалось, не разбудив ее, встать с постели?

Обычно Шарлотта спала очень чутко,

А тут старуха сошла с постели совершенно беззвучно,

Словно она испарилась.

И в это мгновение Шарлотта услышала жуткий звук —

Глухой и зловещий звук. Что-то упало.

Шарлотта, все вдруг поняв, рванулась к окну.

Дед тоже проснулся,

Можно сказать, мгновенно стряхнул с себя сон.

Что? Что там случилось? —

Вскричал старик.

В его голосе редко звучал такой панический страх.

Впрочем, как и Шарлотта, он понял, в чем дело.

Из окон квартиры они ничего не увидели —

Внутренний двор был темен, словно глубокий колодец:

Лунный диск, озарявший последние ночи, исчез, как назло.

Оба выкрикивали имя пропавшей бабушки,

Звали ее, раз за разом, сами не веря в спасение.

Быстро найди свечу! – наконец приказал ей дед,

И Шарлотта, дрожа от ужаса, сбегала за свечой.

Они бесшумно спустились по лестнице.

Во дворе на них налетел резкий холодный ветер, —

Нужно прикрыть от него слабое пламя свечи.

Медленными шажками они пробирались вперед.

Шарлотта шла босиком, вдруг ступила в какую-то жидкость,

Нагнулась, держа свечу,

И увидела лужицу крови.

Вскрикнула было, но тут же ладонью прикрыла рот.

Дед тоже нагнулся.

Но теперь он смолчал.

Трое суток тело бабушки покоилось на кровати.

Странно: смерть почти не изменила бабушкино лицо —

Она давно уже выглядела такой.

Шарлотта плакала неутешно,

Плакала за двоих – у деда не было слез.

Мориди им помог с организацией похорон,

Оттилия Мур взяла на себя все расходы по погребению.

Похороны прошли восьмого марта сорокового года.

На них привезли всех детей-сирот, живших тогда в «Эрмитаже»,

И это сделало церемонию чуточку менее мрачной.

Дети были так рады снова увидеть Шарлотту,

Окружили ее, горячо обнимая.

Гроб опустили в землю.

Все проходило до странности мирно,

И только сознание деда, кажется, помутилось.

Он словно не сознавал, кого они здесь хоронят.

Потом, приходя в себя, говорил:

Я не помню дня, когда б ее не было рядом,

Да и жил ли я без нее?

По окончании церемонии Оттилия их пригласила к себе,

Но Шарлотта и дед предпочли вернуться домой,

Им хотелось побыть одним.

Они медленно побрели по кладбищенским тихим аллеям,

На ходу Шарлотта читала на плитах имена ушедших людей.

Ее осаждали смутные образы, их было трудно осмыслить.

Дед, с виду подавленный, вдруг начал ворчать,

В нем просыпалась боль, переходящая в гнев,

В тот неуемный гнев, что побудил его открыть правду Шарлотте.

И он разразился яростными словами,

Начал вопить, впадая в полное бешенство,

Хватая ее за рукав.

Что с тобой? – спросила девушка, измученная этой драмой.

Почему дед вцепился в ее рукав?

Что еще ему нужно?

Он безжалостно стиснул руку Шарлотты.

Она попыталась вырваться, оттолкнуть его, но не хватило сил.

Это что за вопрос? – кричал ей старик. —

Что со мной? Ты это хочешь узнать?

Посмотри!

Посмотри вокруг!

И наконец произнес ужасную фразу:

Чего же ты ждешь, чтоб покончить с собой, как она?

Шарлотта сообщила родным о бабушкиной кончине.

Паулу очень встревожил душевный настрой ее падчерицы:

Каждое слово в письме было пронизано жгучей тоской,

Даже от запятых веяло тяжкой печалью.